Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

— Я не смогу тебя ненавидеть. Но то, что ты сказал про Ньюта, было подло.

— Знаю, — кивает он. — Но это правда. Я так сильно тебя люблю, что…

Я кладу ладонь ему на грудь. Он замолкает и опускает глаза к моей руке.

— Не говори. Не продолжай, Герми. Даже если хочешь быть искренним. Потому что это больно.

Он хмурится:

— Как может быть больно, если я говорю, что ты дорога мне и что мне важна твоя жизнь?

— Когда ты любишь человека, ты не хочешь, чтобы он страдал, верно? — я прижимаю его к ответу, и он кивает. — Слышать, что для вас жизнь моего брата ничего не значит, было ужасно. Представь, что я сказала бы то же самое про твоих братьев или сестёр.

Он молчит. Кажется, до него дошло.

Я глажу его по щеке. Гермес тут же прижимается, как кот, вымаливающий ласку.

— Я тоже люблю тебя, Герми, — говорю. — Но больше никогда так не говори о моём брате. Это жестоко. Ньют вам ничего плохого не сделал, я понимаю, что у вас нет с ним связи. Но он не заслужил таких слов. Тем более сейчас.

Гермес накрывает мою руку своей и сжимает. Его глаза сверкают, яркие, как океан.

— Больше не буду, Маленький рай, — обещает. — Буду только думать.

Я издаю возмущённый звук, а он смеётся, затем сжимает меня в медвежьих объятиях и начинает раскачивать из стороны в сторону. Лохматит мне волосы, а я смеюсь и отбиваюсь.

— Гермес! — смеюсь я. — Ты меня задушишь.

Он ослабляет хватку, но не отпускает. Мы стоим, полуприжатые друг к другу за сиденьями самолёта, как два идиота. На лице у него появляется серьёзность, почти робость.

— Мы можем заключить сделку, Маленький рай?

— Конечно.

И это в нём прекрасно: Гермес почти никогда не смущается. Даже когда неловко — он не показывает, а идёт напролом, со своей фирменной дерзостью.

— В следующий раз, когда мы из-за чего-нибудь поссоримся… — он щипает меня за щёку, — …давай не будем тянуть это бесконечно, ладно? Постараемся говорить сразу. Даже если рискую получить кулаком в нос. Хочу, чтобы мы разбирались на месте.

На лице у меня расползается такая улыбка, что жжёт мышцы.

— Отличная сделка, да.

Он подаёт мизинец, я цепляюсь своим. Так мы скрепляем наш договор — просто, чуть по-детски, но от того, что мы друг друга любим.

— Иду садиться и всё равно попробую дозвониться до Лиама, — говорит он наконец, освобождая меня из объятий.

— А я накидаю ему сообщений.

Я провожаю его взглядом: он возвращается на место. Хайдес что-то спрашивает вполголоса — слишком тихо, чтобы я разобрала слова. Афина, двумя рядами позади, кажется уже спит и совершенно умиротворена. Похоже, она не заметила исчезновения Лиама; а если и заметила — ей плевать.

В этот момент возвращается Аполлон:

— Я предупредил персонал. Его объявляют по громкой связи в аэропорту. — Он замирает, понимая, что выбора у него мало, и, вздохнув, плюхается рядом с Гермесом.

— Как приятно тебя видеть, братишка, — встречает его Гермес. Он вытаскивает из кармашка впередистоящего кресла пачку пакетиков для укачивания и трясёт ими у того перед носом. — Видал? Мы при полном прикрытии.

Я так увлечена их перепалкой, что не сразу замечаю — кто-то подошёл ко мне вплотную. Хайдес нависает у меня за спиной. Должно быть, обошёл кругом, чтобы застать врасплох.

— Что… — слова застревают в горле.

Хайдес берёт меня за руку и тянет к туалетам. Я не успеваю ни возразить, ни спросить, что он задумал. Он распахивает дверь, быстро оглядывается — не заметил ли нас кто — и решительным движением заталкивает меня внутрь. Заходит сам и защёлкивает замок.

Кабинка больше, чем в экономе, но всё равно тесная. Хайдес разворачивает меня и прижимает к дверце. Его грудь упирается мне в спину, губы касаются уха.

— Ты с ума сошёл? Что ты делаешь? — шепчу, сбив дыхание.

— Я привёл тебя сюда не для секса, Хейвен, — шипит он. Голос холодный, серьёзный, но в нём по-своему мягкость. — Как бы мне этого ни хотелось…

Я с трудом сглатываю.

— Тогда что тебе нужно? — срываюсь я.

Его ладонь опускается мне на попу. Скользит, ныряет в задний карман джинсов.

Резким движением он вытаскивает анонимку и машет ей в воздухе:

— Нужно было вот это.

— Хайдес… — пытаюсь возразить, выдохшись. Совсем не так должно было быть.

Он разворачивает бумажку. Тишина обволакивает нас вместе с приглушённым гулом за дверью. Я знаю: если он так надолго застрял, значит, там слишком мало и слишком странно — нужно перечитать несколько раз. Он что-то бормочет себе под нос — не мне.

В конце концов он складывает листок и засовывает обратно мне в карман, но руку не убирает. Этого хватает, чтобы у меня половина мозга отключилась.

— Почему ты не сказала? — спрашивает он.

— Не хотела тебя тревожить.

Пауза.

Хайдес с силой бьёт кулаком в боковую стенку, умывальник дрожит, флакон с санитайзером с грохотом падает на пол.

— Знаешь, что меня тревожит, Хейвен? Что какой-то ублюдок, чью личность мы до сих пор не знаем, продолжает мучить тебя этими сраными шифрами. Но знаешь, что бесит больше? Что ты можешь этого бояться и при этом не хочешь говорить нам, чтобы «не тревожить».

Я шумно выдыхаю и упираюсь лбом в дверь, зажмуриваюсь.

— Я собиралась сказать. Нашла записку утром. Хотела подождать, пока будем в Йеле, в комнате, вдвоём. Не в туалете самолёта. Кстати, если нас поймают…

— Мне на это плевать, — обрывает он. — Мне важна записка.

Я перехватываю его руку, обнимающую меня спереди, и надавливаю, чтобы развернуться к нему лицом. В упор вижу, как тревога выедает его густой серый — зрачки распухли, радужки потемнели от тоски.

— Хайдес…

— Прости, — шепчет он. — Наверное, был резковат. — Его рука выскальзывает из кармана, скользит по спине вверх и замирает у основания шеи. Пальцы ныряют в волосы — и по затылку разбегаются мурашки.

— Единственное, что меня расстроило, — это то, что ты, оказывается, притащил меня сюда не для секса, — честно признаюсь.

Его взгляд подпрыгивает к моему — вспышка озорства, удивления. Улыбка трогает мягкие губы, но, к моему досаде, быстро гаснет. Он смотрит на мои губы, всё ещё перебирая мои волосы.

— Иди сюда.

Я стираю дистанцию, одновременно с тем, как он тянет меня на поцелуй. Нежностью тут и не пахнет: с первых секунд он добивается языка, и я сразу впускаю, отдаюсь без остатка. Его язык ловит мой — горячий, настойчивый, изматывающий. Мне хочется большего, но дыхания уже не