Читать книгу - "Игра титанов: Вознесение на Небеса - Хейзел Райли"

как чёрный мелкий предмет цепляет взгляд. Пульт. Остался на стуле Реи. Понимаю, что подошёл сам собой, когда чувствую гладкий холод пластика на ладони.

Жму «включить». Левая стена разъезжается, снова выползает плоский экран. Стоп-кадр — там, где Аполлон и Хейвен спорят о стаканах.

Жму «play». Мне скучно, и вдруг там есть продолжение.

— Это нечестно, — твердит Хейвен. — Может, и утолит жажду, но вещи надо делить поровну!

Пока Аполлон подбирает слова, перед камерой появляется взрослый — спиной. Он что-то говорит Аполлону, поднимает его на ноги и уводит от Хейвен. Она провожает его взглядом, но я не различаю выражения.

И тут входит ещё кто-то. Точнее — мальчишка. Качество убогое; я щурюсь, пытаясь разглядеть черты. Видна только хмурая, раздражённая физиономия. Будто он сейчас наорёт на Хейвен.

Вместо этого он держит в руке стакан воды. Вероятно, свой. Не говоря ни слова, подносит его к стакану Хейвен и переливает. Вода струится из одного в другой, и через пару мгновений её стакан — полный до краёв. Его — наполовину пуст. Он отдал ей свою воду.

— Теперь полный. Пей, — бросает он жёстко.

Уходит. И видео обрывается.

Глава 18. ЕДИНИЦА И СУММА ЧАСТЕЙ

Гермес был известен своей хитростью и умением обводить других вокруг пальца. Порой он помогал богам в обманах и розыгрышах. Его связывали и с ворами, и с мошенниками, но не всегда в дурном смысле: он мог быть и союзником, и коварным противником.

— Никакой реакции, — объявляю, сбрасывая звонок. Уставив взгляд в экран, снова вижу фото и номер отца. За последние полчаса я звонила ему восемь раз и не получила ничего, кроме гудков.

Папа всегда был человеком занятым: работа, подработки, мелкие халтуры — всё в надежде хоть как-то разгребсти долги. Но с 25 декабря от него ни слуху ни духу, и это уже начинает меня тревожить. Когда я соврала про вирус, который «запер» меня в комнате Йеля, он встревожился, уговаривал поправляться скорее. Даже хотел прилететь ухаживать за мной — еле отговорила. Мы ограничились рождественскими поздравлениями. А потом — тишина. Дам ему ещё день, и тогда заявлю о пропаже.

Доктор Куспиэль, который явно не чувствует себя уютно в одной комнате со мной и всей кодлой детей Кроноса, откашливается:

— Вам пора идти. О Ньюте позабочусь я.

— Могу ли я вам доверять? Вы действительно будете заботиться о моём брате? — спрашиваю.

Он смотрит так, будто я его оскорбила. Да, он врач и давал клятву. Но он работает на Кроноса Лайвли.

— Разумеется, — отвечает наконец с показным терпением. — Я уже отправил в Йель документы о его состоянии. Его обучение заморозят, он не потеряет ни год, ни стипендию. Можете быть спокойны.

Глыба в горле становится невыносимой. Я не хочу оставлять брата здесь, на Олимпе, но и сама остаться не могу. В отличие от него я здорова — и, если не вернусь на учёбу и экзамены, лишусь стипендии и шанса закончить один из самых престижных вузов Америки. Денег у семьи нет, иного выхода тоже. Придётся лететь. С билетом в сумке — щедро оплаченный Лайвли.

— О боже, он открыл глаз! — визжит Лиам.

Я рывком поворачиваю голову к кровати, так резко, что в шее щёлкает. Доктор Куспиэль мгновенно оказывается рядом с Ньютом, уже готовый к осмотру.

— А, нет. Показалось, — бормочет Лиам с виноватым видом. — Простите, — добавляет, когда ловит на себе семь пар разъярённых глаз.

Доктор машет нам на прощание и уходит, освобождая мне место.

Я склоняюсь к Ньюту. Аполлон, Хайдес, Гермес, Афина и Афродита топчутся у двери, словно хотят дать нам немного личного времени, но не решаются уйти. Гермес оборачивается только затем, чтобы ухватить Лиама за локоть и вытолкнуть вместе с собой.

Я откидываю с лба Ньюта мягкие каштановые пряди. Лицо у него спокойное — пусть хоть это останется в памяти.

— Скоро увидимся, Ньют, обещаю, — шепчу. Молчу секунду, потом всё-таки выдыхаю то, что не решалась сказать раньше, слишком злясь на его выбор. А ведь бывают слова, которые, если не сказать их вовремя, потом всю жизнь грызут изнутри. — Спасибо, что пошёл вместо меня. Я всё ещё не согласна с твоим решением. Но ты ведь и с моими не раз не соглашался. Так что… спасибо.

Я не говорю ни «прощай», ни «до встречи». Шепчу, что люблю его, и целую в лоб. Как же хочется лечь рядом, обнять и не отпускать, пока он не проснётся. Но я не могу.

О трагедиях любят говорить: «Жизнь должна продолжаться». Это неправда. Жизнь ничего не должна. Она просто идёт. Не важно, хочешь ты этого или нет. Она не ждёт. Даже если ты лежишь без сил и не можешь подняться, жизнь движется дальше. Она оставляет тебя позади. Вставать и догонять её придётся самой.

Именно это мне и предстоит: учёба, лабиринт, всё остальное. Шаг за шагом.

Когда я поворачиваюсь, взгляд Хайдеса встречает мой. В уголках губ тянется улыбка облегчения — и он улыбается первым, радуясь, что я хоть немного опустила стены, возведённые, между нами.

Я не успеваю шагнуть, как за спиной Ньют бормочет. Одно из своих обычных, бессвязных слов, которые мы фиксируем в заметках телефона Хайдеса.

— Аполлон, — выдыхает он. Глухо, невнятно, но имя всё равно слышно.

Воздух вырывают из комнаты. Мне нечем дышать.

Дети Лайвли шокированы не меньше меня. Аполлон больше всех. Смотрит на брата за моей спиной с округлившимися глазами и приоткрытым ртом.

— Он сказал… — и голос обрывается.

— Почему именно «Аполлон»? — мой собственный голос срывается, сердце колотится всё быстрее.

— Случайность, — осторожно вмешивается Афина. — Многие из его слов бессмысленны и не связаны с лабиринтом. Это бредовые обрывки сознания.

Я снова смотрю на брата. Сердце колотится, а в ушах ещё звучит и звучит его хриплый шёпот. Я пытаюсь убедить себя, что Афина права.

— Хейвен, — окликает меня Гермес. Наши отношения всё ещё натянуты, поэтому он произносит моё имя с заминкой. — Аполлон был последним, с кем он говорил, перед тем как войти в лабиринт. Это могла быть простая ассоциация.

Звучит логично. Может, я правда зря паникую. Ведь и слово «цветы» не имело никакой связи. Аполлон — это просто последнее лицо, которое Ньют видел.

Чья-то рука обнимает меня за плечи, свежий запах Хайдеса бьёт в нос. Я глубоко вдыхаю и позволяю ему вывести меня к двери.

— Запишем и это, — шепчет он. — Но нам пора. Иначе опоздаем на рейс.

Я вбиваю в память самый спокойный образ Ньюта, чтобы не сойти с