Читать книгу - "Ушла в винтаж - Линдси Левитт"

и маленькую, был для меня как… подарок судьбы.

Кэндес продолжает качать головой:

– Для меня так много значит, что ты сохранила эту фотографию.

– Да как бы я могла выбросить фото моей единственной дочери! То, что я тебя отдала, вовсе не означает, что мы с тобой расстались. – Бабушка тянется через всю кровать и чуть заметно похлопывает Кэндес по руке. Она не берет ладонь дочери в свою, не пожимает ее. В этом жесте еще не чувствуется желания наверстать все упущенные годы.

Я даже не представляю, что думает Кэндес, что она может думать в такой ситуации. Каково это – встретить женщину, раньше бывшую для тебя лишь именем, которое ты упорно забивала в поисковик на компьютере?

Кэндес указывает на сундук:

– Что у тебя там еще?

Бабушка достает пару детских пеленок, старую куклу… И вдруг останавливается, закусив губу:

– Мэллори, а как тебе такой винтаж?

Это ее платье. Когда-то белоснежное, теперь цвета слоновой кости пышное платье. Оно восхитительно. Я помогаю бабушке расправить складки, и вдруг меня пронзает необъяснимая боль. В голове роятся противоречивые мысли. Каково сейчас Кэндес? Ее дочь, в отличие от меня, не шьет с бабушкой платья. Хорошо ли ей было в приемной семье? Довольна ли она тем, как сложилась ее жизнь? Какими были бы бабушка и Кэндес, если бы они тогда остались вместе? Встретила бы бабушка дедушку, родила бы папу, достигла бы такого успеха? Или все было бы иначе? И что бабушка думает сейчас о своем выборе?

Возможно, я плохой человек, но главная моя мысль: разрешит ли мне бабушка примерить платье?

Бабушка разрешает. В юности у нее была фигура как у Джинни – невероятное сочетание мускулов, пышных форм и стройности, – но за счет рюшей можно скрыть все мои недостатки, а в груди можно немного ушить. Ладно, прилично ушить. Нет, я не собираюсь ее об этом просить.

Когда я выхожу из ванной, обе женщины улыбаются.

– Надо бы, наверное, ушить в груди? – спрашивает бабушка.

– Нет, это твое платье. Нельзя же…

Кэндес уже прихватывает ткань по бокам:

– Это несложно, просто сметать вот здесь. Меня больше беспокоит, как подтянуть талию. Не хотелось бы испортить линию подола. Как ты думаешь, Вивьен?

При этих словах сдерживаемые бабушкой слезы вырываются наружу. Родная дочь, которую она совсем не знает, прекрасно шьет, и вот они вместе сидят и обсуждают, как перешить платье, имеющее отношение к ним обеим. Не обращая внимания на льющиеся по щекам слезы, бабушка берет булавку, и они с Кэндес начинают работать над «мэллиорацией» платья. А я понимаю, что иногда участие означает просто стоять рядом и смотреть, как кто-то что-то делает для тебя, а на самом деле – для себя самой.

Пункт 3 из списка. Сшить платье для бала. Почти выполнен.

Глава 21

Пять признаков того, что ты нравишься парню:

1. Он поет для тебя или говорит, что какая-то песня напоминает ему о тебе.

2. Дарит подарки со смыслом, сделанные своими руками, например бижутерию из ниток.

3. Ловит твое эмоциональное состояние.

4. Вступает в твой клуб, чтобы чаще видеться с тобой.

5. Целует тебя. Элементарно.

Два часа спустя я уезжаю из пансионата. Я пригласила Кэндес к нам на воскресный ужин, чтобы она могла познакомиться с папой, своим братом. Она сказала, что в субботу улетает, так что теперь в следующий раз. Без соевой коврижки от Джинни такую трапезу будет нетрудно пережить.

Я возвращаюсь домой, когда уроки в школе еще не закончились, но меня не волнует, что скажет мама. Дом все еще пахнет оладушками.

Оливер учится в выпускном классе, у них сегодня всего четыре урока, в час он должен быть уже дома. Он отвечает после третьего гудка:

– Оливер Кимбол у телефона.

– Серьезно, ты всегда так отвечаешь? – спрашиваю я.

– Идентификатор абонента. Думал, тебе понравится. – Я слышу, как он улыбается. – Прости, что вчера так вышло.

– Что?

– Когда мы говорили по телефону. Я нарушил все правила этикета. За такое меня надо немедленно лишить значка.

Точно. Наша первая стычка. Стоило мне увидеть групповой чат, как я напрочь забыла обо всем остальном. Видимо, иногда так бывает: ты прощаешь человека, не обсуждая с ним ситуацию и подразумевая, что он тоже тебя прощает.

– Ничего страшного. Я должна была позвонить. Я тебе отправила…

– …голубку. Я видел. Это мой первый виртуальный голубь. Думаю, я уже никогда не буду прежним.

Мне хочется спросить про группу, которую он создал – но в то же время не хочется, потому что над этой темой висит тень Джереми. Поэтому я молчу.

– Ты по делу звонишь или хочешь, чтобы я тебя похвалил за голубку? – спрашивает он.

– Что делаешь?

– В данный момент?

– Да.

– Только что пришел домой. Собирался закончить приготовления к шествию…

– Здорово, я как раз звоню по этому поводу. Мне очень хочется помочь. Можно, я к тебе зайду?

– С тобой все в порядке? – спрашивает он.

– Да, мне просто был необходим день ментального здоровья. – Что может быть лучше для ментального здоровья, чем познакомиться с человеком, являющимся плодом юношеской любви твоей бабушки? – Говори адрес.

Я чищу зубы, прыскаюсь духами, подкрашиваю губы и ресницы, и тут до меня доходит, что это мой обычный ритуал перед встречей с бойфрендом, а ведь сейчас речь идет о совершенно другом. Мы собираемся украшать платформу для шествия. Я хватаю ключи и уже собираюсь выбегать, как вдруг мама высовывает голову из своего кабинета:

– Сегодня утром ты бросила сестру. – Она проверяет время на мобильном телефоне. – И что ты делаешь дома? Ты должна быть в школе еще по меньшей мере два часа.

– Мне не хотелось туда идти.

– Это теперь так называется? Мне не хотелось идти в школу? Думаешь, таким образом все твои проблемы решатся сами собой?

– Мне все равно.

– Что ты сказала? Это что еще за отношение?! – Мама стоит подбоченившись, губы сжаты в тонкую, но не слишком, полоску. Она красива. Всегда. Сердитая, грустная, счастливая. Надо сказать, она сознательно поддерживает этот имидж. В результате и к нам, остальным, предъявляются определенные ожидания: где мы живем, во что одеваемся. Только вот наш красиво обставленный дом вовсе не наш, и мама бы, наверное, умерла, расскажи я кому-нибудь, что это жилье мы снимаем практически задаром у дяди Родни. Всякий раз, как мама видит на мне одежду из секонд-хенда, она корчит недовольную мину, потому что все старое и потрепанное не соответствует ее высоким стандартам. Кажется, у нее