Читать книгу - "Читающая по цветам - Элизабет Лупас"

– Мадам Лесли. – Это был Пьер де Шастеляр. Я оглянулась, ища глазами Блеза Лорентена, но его нигде не было видно. – Подождите минутку. Я бы хотел с вами поговорить.

Я натянула поводья. Лилид заплясала на месте.

– Надеюсь, вы напишете о сегодняшней битве красивые стихи, – сказала я. Мой голос дрогнул. – И о храбрости королевы.

Он понял мои слова буквально, не уловив горечи, с которою я их произнесла.

– Непременно, – сказал он. – Королева была прекрасна. Однако милость, которой она одаривает меня, затрудняет для меня общение с другими дамами.

Благословенный святой Ниниан! Он что, собирается признаться мне в любви?

– В вашем распоряжении находится некий серебряный ларец, который раньше принадлежал Марии де Гиз, ведь верно? Я имею поручение от одного важного лица во Франции…

– Сейчас же прекратите! – сказала я. – Вы что, месье, с ума сошли? Сейчас на берегах ручья Коррихи умирают люди. Молитесь за их души и не смейте говорить мне о такой безделице, как серебряный ларец!

Я увидела, как что-то блеснуло в его глазах – что-то расчетливое и жестокое, чего никак не ждешь от поэта.

– Это вовсе не безделица, – сказал он. – И у меня мало времени. Я пользуюсь удобным случаем, когда он представляется, как сейчас.

– Я скажу вам то же, что говорила и всем остальным – ларец Марии де Гиз не продается. Никому.

– Возможно, однажды, и уже в скором времени вы передумаете.

– Возможно, однажды, и уже в скором времени эти вот холмы опрокинутся в море.

Я поворотила Лилид, ударила ее по крупу хлыстом и галопом умчалась прочь.

– Я запрещаю его казнить.

Королева сидела на втором этаже городского дома графа Маршала на Замковой улице Эбердина, у окна, выходящего на городскую тюрьму. На площади перед тюрьмою был возведен низкий эшафот, на нем стояла обсыпанная со всех сторон соломою плаха. Рядом с эшафотом расположился протестантский пастор, читая по памяти стихи из Священного Писания; время от времени собравшаяся на площади толпа дружно выкрикивала ответствия. Было холодно, шел дождь, но в толпе царило праздничное настроение.

Мэри Ливингстон и я сидели по обе стороны от королевы и как могли успокаивали ее. Ее рукава смялись, когда граф Морэй схватил ее за руки, чтобы силой заставить сесть здесь, у окна, где ее могли видеть все, находившиеся на площади. То, что он физически посягнул на ее королевскую особу, показывало, как высоко он поднялся в собственном мнении.

– Я запрещаю это, – снова проговорила она. – Я королева.

– Вы дура, сестра, – отвечал на это Морэй. – А теперь замолчите.

Прошло уже пять дней после битвы на ручье Коррихи. Войска Морэя – собственно говоря, войска королевы, хотя он явно считал их своими собственными, – наголову разбили Гордонов и пошедших за ними горцев. Сам великий граф Хантли, Петух Севера, избежал позорной смерти государственного изменника лишь потому, что свалился замертво от апоплексического удара, еще находясь в доспехах, – я услыхала эту историю от Мэри Ливингстон, которой поведал ее возлюбленный, Джон Семпилл, видевший это своими глазами. Молодой сэр Джон Гордон, галантный кавалер, ловкий танцор и известный драчун, был захвачен в плен и приговорен к смерти – он должен был умереть здесь и сейчас, на глазах всего Эбердина, за мятеж, поднятый им и его отцом.

– Я не буду молчать, – сказала королева. – Как я теперь жалею, что дала вам титул графа Морэя. Но я могу и отнять его у вас, брат, не забывайте об этом.

– Только попробуйте, – ответствовал Морэй. В его голосе звучало глубокое высокомерное презрение. – И вы увидите, что я так же легко могу отнять у вас титул королевы.

Королева снова заплакала. Все видели, что она плачет от гнева, бессилия и негодования от того, что ее заставляют сделать то, чего она делать не хочет. Смерть где-то вдалеке, в сражении, когда развеваются знамена и не разобрать лиц – это было одно; а смерть вблизи, и притом смерть красивого молодого человека, которого она знала, с которым она танцевала и флиртовала, – это было нечто совершенно другое.

– Милорд Морэй, – сказала я, постаравшись придать своему тону смиренность. – Пожалуйста, будьте с королевой помягче. Ведь вы усадили ее сюда, дабы люди видели, что она одобряет казнь сэра Джона, не правда ли? Если она будет плакать и биться в истерике, вы едва ли докажете, что она согласна.

– Собственно говоря, это докажет, – промолвил Никола де Клерак, стоящий за нами на некотором расстоянии, – что все это затеяли вы, милорд Морэй, приказав казнить сэра Джона своей собственной властью, без согласия королевы.

– Я не согласна на казнь, – рыдая, проговорила королева. – Заключите сэра Джона в тюрьму, если это так уж необходимо, лишите его всех земель и титулов, отправьте его в изгнание – но не лишайте его жизни!

– Он поднял вооруженный бунт против короны, – сказал Морэй. – Толкуют, что он хотел жениться на вас, сестра, и что вы его поощряли, потому что он католик. Мы должны всем показать, что это не так, что он вам безразличен и что вы не собираетесь выйти замуж за католика и снова загнать народ в лоно старой Церкви.

– Но разумеется, для того чтобы это доказать, его вовсе незачем казнить.

– Разумеется, его надо казнить. Кое-кто болтает, что вы с ним спали.

Королева перестала плакать.

– Это ложь, – сказала она. – Как вы смеете…

В этот миг послышался вой волынок, и на площадь из городской тюрьмы вышла рота солдат с королевскими гербами на мундирах. Сэр Джон Гордон шел, окруженный ими со всех сторон, одетый во все черное и с непокрытой головой. Его запястья были связаны у него за спиной толстой веревкой, которая к тому же была несколько раз обернута вокруг его груди и плеч. Он поднял голову и тотчас увидел сидящую у окна королеву.

– Мадам, – вскричал он, – это из-за вас я умираю – неужели вы не помилуете меня ради тех наслаждений, которые мы с вами делили?

По толпе тут же пробежал ропот. Королева воззрилась на сэра Джона, на миг растерявшись от ужаса и унижения. Я подумала:

– Он пользуется моментом, чтобы отомстить ей единственным доступным ему способом.

– Никаких наслаждений не было, – проговорила она. – Это ложь. Мы с вами лишь танцевали, только и всего.

Морэй сделал знак своим людям, и те потащили сэра Джона на эшафот. Протестантский пастор заговорил еще громче, призывая осужденного покаяться, отречься от католической веры и перейти в лоно единственной истинной Церкви Господней. Сэр Джон мотнул головой и сказал пастору что-то такое, отчего тот изменился в лице.

Солдаты заставили сэра Джона опуститься на колени на солому перед плахой. Он ухитрился еще раз поднять голову и посмотрел королеве прямо в глаза.

– Меня утешает, – громко крикнул он, – что вы здесь, рядом, ибо я умираю из-за моей любви к вам. Молитесь за меня, как молятся приверженцы истинной Церкви.