Читать книгу - "Развод. Цена ошибки - Дарина Королёва"

А она... она готова продать родного ребёнка за возможность "начать новую жизнь". За шанс не возвращаться в свой провинциальный городок.

— Что ж, полагаю, мы договорились, — поднимаюсь из кресла, одергивая пиджак. — Осталось уладить формальности.

— Да, Рита... то есть, Маргарита Сергеевна, — она суетливо поправляет волосы, пытаясь придать себе презентабельный вид. От её прежней надменности не осталось и следа. — Когда я смогу получить... — она запинается, —...компенсацию?

— После подписания всех документов. Мой адвокат уже готовит бумаги.

— А Марк? — произносит имя сына так, будто это какая-то мебель, которую нужно вывезти. — Когда ты его заберёшь?

— Прямо сейчас! Где он?

— В садике "Солнышко", — торопливо роется в сумочке, достаёт пропуск. — Вот, это для охраны. Его можно забрать в любое время.

В любое время. Будто речь о посылке на почте, а не о живом ребёнке. Её ребёнке. В голове не укладывается — как можно так легко отказаться от собственного сына?

Детский сад утопает в осенней листве. Жёлтые клёны шелестят над яркой игровой площадкой, где носится детвора. Моё сердце замирает, высматривая знакомую фигурку среди десятков маленьких курточек.

И вот он — мой мальчик, в синей куртке с динозаврами. Качается на качелях, болтая ногами в воздухе. Такой одинокий, такой родной...

— Марк! — окликаю я, едва контролируя бурный поток эмоций.

Он оборачивается — секунда замешательства, широко распахнутые глаза, и вдруг его лицо озаряется такой светлой, такой чистой радостью, что каждый глоток воздуха даётся мне с непосильным трудом.

— Мамочка! — срывается с качелей, летит ко мне через площадку, раскинув руки. — Мамочка пришла!

Подхватываю его, прижимаю к себе — родной, тёплый, пахнущий осенним воздухом и детством. Он обвивает мою шею руками, смеётся, и в этом смехе столько счастья, что слёзы слепят глаза.

— Я так скучал, мамочка! — шепчет он мне в шею. — Ты больше не уйдёшь? Правда-правда не уйдёшь?

— Никогда, — целую его макушку, крепче стискивая в объятиях. — Теперь мы всегда будем вместе. Обещаю.

Виолетта стоит в стороне, переминаясь с ноги на ногу. Она явно чувствует себя лишней в этой сцене воссоединения. Её взгляд устремлён куда-то вдаль — кажется, она уже мысленно тратит обещанные деньги, планирует новую жизнь без "обузы" в виде сына.

— Мам, а ты придёшь на мой утренник? — Марк заглядывает мне в глаза, и в них столько надежды, что сердце сжимается. — У нас будет осенний праздник, я там ёжика играю!

— Конечно приду, родной, — глажу его по щеке. — На все твои утренники приду. И на все праздники. И вообще никогда больше не пропущу ничего важного в твоей жизни.

Виолетта демонстративно смотрит на часы:

— Ну, я, наверное, пойду... У меня дела...

Марк даже не оборачивается на её голос — он слишком занят, рассказывая мне про свою роль ёжика и про то, как они будут танцевать под песенку про грибочки.

А я крепче прижимаю к себе сына, чувствуя, как внутри разливается тепло. Наконец-то всё встаёт на свои места. Наконец-то он дома — в объятиях той, кто действительно его любит.

Впереди у нас долгий путь исцеления. Нужно будет стереть следы этого года разлуки, залечить душевные раны. Но мы обязательно справимся.

Потому что настоящая мать — не та, что родила. А та, что любит всем сердцем.

ГЛАВА 55

Вадим

Холодный воздух камеры пропитан запахом плесени, немытых тел и страха. Металлическая койка второго яруса скрипит при каждом движении. В грязном матрасе что-то шевелится — клопы? Тараканы? — уже даже не пытаюсь определить. Чешусь как бродячий пёс, но это уже не вызывает брезгливости. Привыкаю.

Барак наполнен разными звуками — храп, сопение, невнятное бормотание во сне. Тридцать человек в одном помещении, и каждый может оказаться твоим убийцей. Я теперь сплю вполглаза, дёргаюсь от каждого шороха. Говорят, на второй неделе становится легче. Врут, наверное.

В голове крутятся мысли — бесконечная карусель сожалений и воспоминаний. Как же всё пошло не так? Где я свернул не туда?

Вспоминаю последнее заседание суда. Цифры ущерба с девятью нулями. Доказательства подделки документов. Показания рабочих о нарушениях техники безопасности. Фотографии трещин в фундаменте торгового центра "Эдем". Заключения экспертов о том, что здание могло рухнуть в любой момент — и тогда счёт жертв пошёл бы на сотни.

Все мои счета арестованы. Каждый рубль, каждый доллар, каждое евро — всё пойдёт на компенсацию ущерба. Даже тайные офшоры нашли — чёртов Женька постарался со своими программистами. Бывший друг... Как же так вышло, что самые близкие люди стали моими могильщиками?

А Рита... От мыслей о ней что-то скручивается внутри. Вспоминаю, как она стояла в зале суда — красивая, уверенная, с прямой спиной и холодным взглядом. Рядом этот... Евгений. Как он на неё смотрел — с восхищением, с нежностью. Как она улыбалась ему — светло, открыто. Так, как когда-то улыбалась мне.

Желудок сводит от ревности.

Мне приходится напоминать себе, что я сам это сделал. Сам разрушил всё, что у нас было. Предал единственную женщину, которая по-настоящему меня любила. Не за деньги, не за статус — просто так, за то, что я есть.

А я... что я сделал с этой любовью? Растоптал. Унизил. Выбросил как надоевшую игрушку. И ради чего? Ради Виолетты с её силиконовыми губами и пустой головой? Ради призрака прошлого, который оказался дешёвой подделкой?

Закрываю глаза, но перед внутренним взором встаёт как наяву — Рита, совсем юная, с веснушками на носу, моет полы в офисе. А потом — склонившаяся над чертежами, горящие глаза, вдохновенный рассказ о проекте. Она спасла мой бизнес тогда. Спасла меня. А я...

В памяти всплывает другая картина — она с температурящей Аришей на руках, а я выставляю их на улицу. Боже, только теперь я осознаю, какое же я чудовище! Ведь это мой ребёнок, моя дочь, а я даже не дал им шанса... Ещё и намеренно оболгал Риту в том, что она родила от другого. Повелся на грязные сплетни матери и Веты.

Марк... В груди сжимается при мысли о сыне. Как я мог использовать его в своих играх? Запрещал видеться с Ритой — с единственной настоящей матерью, которая его когда-либо любила. А потом пытался шантажировать ею же... Мразь. Я просто мразь.

С верхней койки капает что-то — может быть, конденсат от сырости, а может, чьи-то слёзы. Здесь все плачут по ночам, только стараются делать это беззвучно. Ночью в бараке опасно показывать слабость.

Вспоминаю нашу квартиру — светлую, просторную, пропитанную запахами Ритиной выпечки. Как по выходным она