Читать книгу - "Имя Кати - Павел Николаевич Губарев"

— Это Сократ, — сказал робот. — «Женись, несмотря ни на что». Древняя мудрость тем и хороша, что в ней можно менять слова, — она всё равно остаётся мудростью.

— Я не согласен, — сказал Ани.

— Ты никогда ни с чем не согласен, — сказала Катя. — Баба-яга против! Идёмте.

Она уже надела кроссовки и стояла в коридоре. Робот вежливо склонил голову и подчинился владелице. Катя посмотрела на Ани и Лёву. Те посмотрели друг на друга и быстро отвели взгляды. Катя это заметила, а робот заметил, что Катя это заметила. Он знал, что девушке не надо было в магазин: она просто хотела оставить парня и брата вдвоём. Робот предпочёл бы, чтобы она этого не делала, но любую ситуацию он готов был использовать для своей выгоды.

Именно поэтому он выбил окно на глазах у Кати. Теперь он успокаивающе обнимал её правой рукой, держа в левой бумажный пакет, в котором была бутылка молока и прокладки. Катя долго и придирчиво выбирала их, сетовала на то, что в магазине не нашлось правильной модели с правильным штаммом нанороботов, а потом приказала всё сказанное забыть. Робот запомнил приказ, но не удалил рассказ из памяти, зная, что фразу «забудь это!» люди зачастую произносят фигурально, а потом корят тебя, что ты удалил из своей дурацкой башки то, что там лежит и жрать не просит.

— Древняя мудрость, — сказал он Кате, — звучит так: если мальчик разобьёт окно, то отцу мальчика придётся заплатить 30 золотых стекольщику. Стекольщик починит окно и потратит деньги: закажет новые брюки у галантерейщика. Галантерейщик купит рыбу, а торговка рыбой купит свежую булку. А булочник — это отец мальчика. Все при деньгах, всем лучше.

— Что-то тут не то, — сказала Катя.

— Возможно. Но кейнсианцы действительно рекомендуют использовать общественно полезные работы в ситуации недоиспользования ресурсов, полагаясь именно на описанный механизм. Кстати, вы знаете, что британский экономист Джон Кейнс был женат на русской балерине Лидии Лопуховой, а мы только что разбили окно в здании хореографической студии?

— Мы разбили?! Ты разбил!

— Мы перешли на «ты», — робот улыбнулся. — Думаю, Ани с Лёвой тоже только что перешли на «ты».

— Ты слышишь, о чём они говорят?

Робот кивнул, улыбаясь, будто его похвалили.

— Лёва хороший парень. У него редкое свойство, он будет принимать тебя как ты есть. Но не обольщайся! — робот лукаво улыбнулся. — Он принимает весь мир как есть!

— Они не ссорятся?

— Нет, но спорят.

— Ох эти мальчишки… Кстати, я запрещаю тебе бить окна. Слышишь?

— Хорошо. Я лишь хотел продемонстрировать, что этому миру иногда не хватает небольшого толчка, чтобы он завертелся. Как игрушечная карусель. Иной раз люди стоят у края правильного решения, не решаясь переступить черту, шагнуть с вышки в бассейн. Нужно подтолкнуть их. Суждено устоять — устоят. Захотят прыгнуть — прыгнут.

«Или упадут, — подумала Катя. — Как бильярдный шар в лузу».

— Ну вот ты ходил по городу. Следил за подростками, подслушивал разговоры, приглашал их в библиотеку. Они… мы… встречались в библиотеке. Зачем это всё? Ты же понимал, что это бессмысленно. Что твой хозяин не вернётся из тюрьмы.

— Разве из этого не вышло ничего хорошего? Ты ведь встретила новых знакомых в библиотеке?

— Да, друзей даже.

— Я очень рад.

— Не перебивай. И не юли. Убери руку, я не разрешала себя обнимать. Зачем ты это делал? Что чувствовал? Ты же знал, что это бессмысленно.

— Как тебе объяснить, Катерина? Я не чувствую. По крайней мере, у меня нет человеческих эмоций. Было ли у меня понимание бессмысленности? Да. Но было и нечто, что вы могли бы описать как чувство долга. Людям хорошо знакомы иррациональные, бессмысленные действия. Ритуалы. Девушка приносит цветы на могилу матери, погибшей много лет назад. Тратит время на дорогу и деньги на срезанные растения, чтобы положить их на клочок земли, где закопано тело. Зачем это?

— Это память.

— Пусть будет по-твоему. Я тоже память. Что отличает меня от других роботов этой же модели? Только содержимое памяти.

Он коснулся двумя пальцами виска. Они подошли к ограде особняка. Робот остановился и оглядел улицу, как пёс, нюхающий ветер.

— Стекольщик уже выехал по адресу, — сказал он.

— Откуда ты знаешь? У тебя доступ к каким-то полицейским базам?

— Если можно так выразиться.

— А как ещё можно выразиться?

— Это большая, мутная река данных. На первый взгляд, ей владеет полиция, муниципалитет, федеральные органы. При этом преступные боссы черпают из неё вёдрами. Им даже доступ воровать не надо: у них столько людей среди чиновников, что уже и непонятно, кто на кого работает — силовики на мафию или мафия на силовиков. Если ФСБ следит за преступной группировкой и складывает данные к себе на сервера, а данные попадают к другой преступной группировке, потому что начальник отдела прикормлен, то чьи эти данные в итоге?

Катя нахмурилась.

— Стекольщик приехал чинить окно, и ему уже перевели деньги, — сказал робот. — Не печалься, Катерина. Стекольщик хороший человек. Сегодня он неплохо заработает и купит игрушку своему малышу.

— А мы что будем делать дальше? Прятаться от людей? Бить стёкла?

— Твоё слово для меня закон. Если прикажешь никогда не нарушать уголовный кодекс, я буду свят, как учительница русского языка и литературы.

Катя рассмеялась.

— Ну допустим. И как же мы будем жить? Откуда брать деньги? Я же на работу не могу устроиться.

— О! С моими талантами… с нашими талантами!

— Какими? Пока что я видела только талант морочить голову молодым людям.

— Разве это не путь к большим деньгам?

— Не понимаю. Как?

— Масса вариантов, — робот облокотился на штакетник, поставил пакет с покупками на землю и стал изящно жестикулировать. — Помнишь, я показывал тебе ночной город? Город мигает затейливо, как новогодняя гирлянда, но выключатель у гирлянды всего один. Это просто. На ум приходит создание клуба или даже молодёжного движения. Политического, но не радикального. Экологического или эзотерического. Субкультуры или моды. Что ни выбери — прорва денег. Спонсоры и пожертвования, меценаты и гранты.

— Моды? — Катя постаралась сказать так, чтобы её голос звучал не слишком заинтересованно. Она взяла себя правой рукой за кисть левой, будто та хотела от неё убежать.

—