Читать книгу - "Жемчужина Сиднея - Паола Маршалл"

Прозвучал выстрел. Затем наступила тишина.

Джек Кэмерон, целый и невредимый, опустил руки. В последнее мгновение, услышав голос Тома, Эстер успела отвести пистолет, выстрелив поверх головы Джека и пробив бесценную кедровую панель.

Сжимая в руке дымящийся пистолет, она рухнула в кресло, глядя на вышедшего из-за кушетки Тома. Они не сводили друг с друга глаз. Джек Кэмерон был забыт.

Джек смотрел на них, растеряв всю свою жажду мести. Его страсть развеялась. Он по-прежнему восхищался храбростью и красотой Эстер, но теперь это чувство уже не могло толкнуть его на безумные поступки. Он горько сожалел о своем спасении, зная, что лишь приказ Дилхорна заставил Эстер выстрелить в потолок.

Хуже того, он был обязан жизнью подонку-«каторжанину».

Прислонившись к стене, выдохшийся и измученный, он мог думать лишь об одном: в мире нет ни одного человека, который любил бы его так сильно, что решился бы ради него на убийство.

Том опустился рядом с Эстер на колени, не замечая крови, струящейся из простреленного плеча, и обнял ее здоровой рукой.

Эстер расплакалась, сквозь слезы она вновь и вновь повторяла его имя.

— Я думала, он убил тебя, — выдавила она наконец.

— Моя отважная девочка, — прошептал Том. — Успокойся, все уже позади.

— Я бы убила его, — сказала Эстер, — ради тебя.

Постепенно ее рыдания стихли, и она молча прижалась к Тому.

Джек Кэмерон рухнул в кресло. Его лицо тоже казалось пепельным. Разряженный пистолет лежал перед ним на столе, но у него не было сил зарядить его.

Джек сам не понимал, что делает здесь, в этой странной комнате на краю света, перед мужчиной и женщиной, забывшими о ее присутствии. Он безучастно взглянул на Тома, который, успокоив Эстер, вынул пистолет из ее ослабевшей руки и положил его на стол рядом с пистолетом Джека.

— Убирайся, — сказал он Джеку. — Чтоб духу твоего здесь не было.

— Нет, — воскликнула Эстер, вскочив с кресла. — Нет, Том! Он пытался убить тебя. Он тебя ранил. Ты не можешь его отпустить.

Он попытался ее утихомирить.

— Любимая, не надо горячиться. Не хватало нам еще подавать в суд на этого мошенника. Он уже достаточно наказан. Я же не умер.

Но Эстер не сдавалась — словно тигрица, защищающая своего возлюбленного и своего нерожденного детеныша.

— Пускай его повесят. Я хочу, чтобы его повесили. Он думал, что убил тебя. Он радовался. Он сам так сказал.

Том погладил ее по щеке.

— Тише, дорогая. Я и сам виноват. Я обошелся с ним слишком жестоко. Перестарался. Если бы я не гордился так своей хитростью, ничего бы не случилось. Не повторяй моих ошибок.

Он снова взглянул на Джека, и его лицо помрачнело.

— Убирайся, пока я не передумал. Утром я пришлю тебе твои долговые расписки, и можешь их сжечь. Мне ничего от тебя не нужно.

У Джека подгибались колени. С трудом он встал, цепляясь за столик, и повернулся к Тому.

— Я должен благодарить тебя за спасение?

Он усмехался, хоть слабо, но усмехался.

— Не стоит, — ответил Том. — Я ничего от тебя не хочу. Оставь меня в покое. Никто ничего не узнает. Мстить я тебе не собираюсь. Возвращайся в казарму, пока тебя не хватились.

Том считал Джека конченым человеком, и это было недалеко от истины. Он повернулся к жене и поцеловал ее. Эстер все еще не оправилась от потрясения.

Душа Джека вновь наполнилась горьким сожалением. Его военная карьера завершилась, будущее неясно, а его жизнь спас бывший каторжник, которому посчастливилось завоевать такую любовь, о которой большинство мужчин могут только мечтать.

Какая женщина пошла бы на убийство ради Джека Кэмерона?

Ни Том, ни Эстер не заметили его ухода. Эстер снова бросило в дрожь.

— Все позади, — сказал ей Том. — Он конченый человек. Даже пистолеты свои не забрал. Надо будет вернуть их ему, но так, чтобы О’Коннелл ни о чем не догадался.

Постепенно Эстер начала успокаиваться. Сердце Тома было переполнено любовью к ней и, как ни странно, благодарностью. Не за спасение от смерти, а за то, что Эстер своими действиями доказала всю силу своих чувств к нему.

— Скажи, любовь моя, ты в самом деле бы его убила? Ты так сильно меня любишь? Были времена, когда я боялся, что ты испытываешь ко мне одну лишь благодарность, что ты не можешь любить меня… любить такого грубияна.