Читать книгу - "Тени столь жестокие - Лив Зандер"

и я почувствовал, как напряглись сухожилия. — За расходы не беспокойся. Пошлёшь гонца в Тайдстоун, сообщишь, сколько нужно, чтобы купить землю, нанять слуг… всё, что она захочет. Я всё оплачу.

— О чём ты, блядь, говоришь?

Его кадык дёрнулся, и чёрные глаза медленно начали проясняться, когда он сказал:

— Я отказываюсь от своих притязаний на неё.

— Ты издеваешься. — Да это невозможно! — Как ты можешь…

— Я изнасиловал её. — Он выпрямился, его взгляд впился в мой. — За водопадом. Мою предназначенную пару. Ту, кого я должен был защищать, но не могу защитить даже от самого себя. — Когда я долго молчал, он добавил: — Я ожидал удара.

— И ты его заслужил. — Но я таскал в себе это подозрение достаточно долго, чтобы ярость уже успела утихнуть до сносной. — Скажи, что это были твои тени.

— Какая разница? Я сделал то, что сделал. И никогда не был из тех, кто снимает с себя вину, вопя о проклятии.

— Я просто пытаюсь понять.

— В тот день я был в ярости, когда нашёл вас во дворе, — мои тени уже подталкивали меня к краю самоконтроля. — Он убрал руку и снова уставился в окно. — Сначала я попросил её раскрыть пустоту, чтобы слить в неё часть теней, облегчить бремя и вернуть контроль, но она отказалась. Она мне не доверяла — и я её не виню. Всё вышло из-под контроля, когда она дала мне пощечину, вызвав что-то вроде… — долгий выдох. — Это неважно. Я обдумал всё это много раз и твёрд в своём решении. — Он стоял, глядя в окно, и лишь потом добавил: — Не заблуждайся, Себиан, я жду, что ты сделаешь её счастливой на Ланае. Богиня знает, я и без тебя могу довести её до несчастья. Она вся твоя.

Вся моя.

Я ждал, что напряжение спадёт с мышц или хотя бы покинет комнату, вернув немного воздуха, пригодного для дыхания. Эти слова должны были ощущаться как победа, но не ощущались. Здесь не было победителя. Все трое мы тонули в какой-то своей боли, пока Вальтарис оставался потерян.

Я долго смотрел на него. Малир отказывался от своих притязаний на неё. Он отпускал её — бескорыстно. Он отдавал её мне, наверное, думая, что я буду для неё лучшим выбором, тогда как я всё чаще начинал сомневаться, что ей будет хорошо хоть с кем-то из нас. Ну и бардак.

— Ты ведь и правда любишь её, да? — Настолько, что готов отказаться, лишь бы она была в безопасности и счастлива. — Ни одна капля не была притворством.

Он похлопал меня по плечу, а потом развернулся к двери.

— Ни одна.

Глава 27



Галантия

Наши дни, Тайдстоун

Я сидела на стене балкона, что огибал внутренний двор, спиной к каменной колонне, наблюдая, как Себиан целится из лука в мишень у ворот. Тени трепетали вокруг его пальцев у тетивы, но тут же рассеивались — к разочарованию молодой девушки-следопыта, которая нахмурившись смотрела на него снизу. У него не хватало теней, верно?

Я провела пальцем по голубой шёлковой ленте, которую нашла у Малира, позволяя ей обвиться вокруг запястья.

— Себиан.

Он не обернулся и не замер, продолжая помогать девушке поправлять хватку, его чувства были притуплены, тени истощены. Из-за меня. Из-за этой ненасытной пустоты во мне, которую никто не мог насытить.

Кроме Малира.

Над головой зимнее солнце скользило по множеству гирлянд, натянутых между восстановленными стенами, всё небо было усыпано воронами. Закончится ли когда-нибудь этот нескончаемый поток прибывающих?

Будто в ответ на мой вопрос, от главных ворот въехали три богато украшенные кареты, их сияющие гербы свидетельствовали о прибытии знати. Несомненно, людские лорды и дамы. Неужели Малир пригласил их тоже на дриф?

Я вспомнила слова Марлы. Каждое мнимое зло — это лишь необходимое благо на пути, зовущемся судьбой. Сначала я отмахнулась от этой фразы, а теперь понимала её всё яснее, чем больше размышляла.

Без пленения Воронами я бы никогда не узнала правду об этой войне. Без предательства Малира я бы не обратилась. Без своей истинной сущности я бы не отправилась искать дар, не узнала бы о сложной любви леди Брисден.

Все эти мнимые беды привели меня сюда. Так много людей погибло, чтобы я могла сидеть на этой стене… ради чего? Греться на солнце? Нет, их жертвы должны значить больше.

Это требовало и моей собственной жертвы, не так ли?

Мой взгляд вновь обратился к Себиану, сердце болезненно сжалось в груди. Я думала… я думала, что знаю, что должна сделать, но… как это отразится на нас? Смогу ли я связать себя с Малиром и всё же любить Себиана? Быть с ним? Примет ли это Малир, или же моногамная природа нашего рода не позволит? Придётся ли мне отказаться от мужчины, которого люблю?

Я не знала.

Я не хотела знать.

Теневая ткань колыхалась у щиколоток. Я соскользнула со стены и заставила себя отвести взгляд от Себиана. Одного его страдальческого выражения лица, одного отблеска слезы в его сияющих глазах, одной мольбы с его губ не делать этого, одного слова о том, что связь положит конец нашим отношениям…

Моё сердце не вынесет этого.

Моя решимость не переживет этого.

Я почти бегом пустилась по балкону к канцелярии. На лестнице, ведущей вниз во двор, шаги замерли, но я продолжила. Нет, я не могла поддаться сомнениям.

Я проскользнула в канцелярию и закрыла дверь, металлическая сладость крови всё ещё витала в воздухе, хотя Малир перестал кашлять багровым два дня назад. Принц Воронов лежал на спине в центре своего гнезда, в чёрных одеяниях, держа книгу над лицом, прижав её к ладоням.

Малир лишь чуть сдвинул том, чтобы скользнуть по мне глазами.

— Да?

Я зажмурилась так сильно, что перед глазами закружились зелёные и голубые пятна. Это был правильный выбор. Нет! Это было мнимое зло, ведущее меня по пути судьбы к необходимому благу.

Глубоко вдохнув, я открыла глаза, пульс громко бился в ушах.

— Я больше не буду сопротивляться.

Малир изогнул бровь с неторопливостью улитки, пересекающей континент.

— Я не имею ни малейшего понятия, о чём ты говоришь. Но знаю наверняка: ты будешь сопротивляться.

Горло сжалось, пропуская едва слышные судорожные вдохи, разум затуманился.

— Связь… Я больше не стану её отвергать.

По шее вверх потянулись жгучие всплески жара, один за каждой секундой его молчаливого взгляда, в котором не было ни тени ожидаемого торжества. Чёрт, он даже не усмехнулся.