Читать книгу - "Страсть в жемчугах - Рене Бернард"

Ностальгия смягчила воспоминания, и Джозайя расслабился, хотя не говорил на эту тему с тех пор, когда был скован цепью с Роуэном в темноте индийской тюрьмы.

– В деревне жила девушка, и я тогда был влюблен в нее. Дейзи казалась мне такой жизнелюбивой, искушенной… и замечательной. В шестнадцать лет она уехала в Лондон к богатой тетушке, нуждавшейся в ее обществе, и я тосковал по ней.

– Как чудесно…

– Ничего чудесного в том не было. Я являл собой жалкое зрелище. Поверить не могу, что часами тосковал о ней, попусту растрачивая время. Очевидно, разлука делает сердце нежнее. Мы тайно обменивались письмами, пока отец не выставил меня из дому. И я отправился в Лондон – зарабатывать собственное состояние. Я был бедный, но гордый, а когда спустя годы встретил Дейзи, был ошеломлен. Она превратилась в великолепное ухоженное создание, на ней не было ни одной ленточки ни к месту. Она приобрела лоск, и я был ослеплен.

– А что было дальше? – Элинор вздохнула, завидуя месту этой женщины в сердце Джозайи.

– Я умолял ее позировать мне и снова влюбился в нее всем сердцем. Я приписывал ей все те качества, которыми наделял ее и прежде. Я думал, что она естественная, а не бесстыдная; думал, что она невинная и немного избалованная, а не расчетливая и жадная; думал, что нашел свою музу и будущую жену… Но когда я объявил об этом, она рассмеялась мне в лицо. Я был для нее развлечением, довольно греховным развлечением, но она не собиралась связывать свою жизнь с голодным художником без родственников и состояния. Она нашла богатого покровителя и уже наслаждалась его подарками и постелью. Она собиралась унаследовать дом и деньги тетушки и жить веселой, беспечной жизнью куртизанки. Она сказала, что охотно позволит мне нарисовать ее… или доставить ей удовольствие другим способом, который я сочту подходящим, – не более того.

– О Господи! – Элинор прижала ладонь к губам. – Как она могла?

– Я выставил ее полуодетой, а она ругалась, плевалась и шипела, как кошка под дождем. И тогда я зарекся писать женщин. Я даже не хотел смотреть на эти фальшивые создания и уж тем более не желал являть эту ложь миру. – Джозайя изо всех сил старался не смотреть на портрет, хотя сейчас это был для него всего лишь серый контур фигуры на бесцветной стене. – Не сказать, что я сам являл собой образец высокой морали, но горе ведет к удивительным решениям. Несколько лет я болтался по Лондону, изображая повесу, а потом отправился в Индию, где рисовал и валял дурака, пока вспыхнувший бунт не застал нас врасплох.

Элинор молчала, рассматривая картину, и сейчас ей казалось, что облик Дейзи – это именно то, что она ожидала увидеть в самый первый день своего появления здесь.

– Тогда зачем держать ее на стене? Зачем заставлять себя каждый день смотреть на нее?

– Отчасти это мужская бравада. Кажется, я сказал что-то о своем желании иметь напоминание об уроке – чтобы его не забыть. Но вообще-то я хранил портрет совсем по другой причине.

– А она… еще в Лондоне? Ты ее иногда видишь? – тихо спросила Элинор.

Джозайя покачал головой:

– Нет, не вижу. Мы вращаемся в разных кругах. Я слышал, что она поменяла имя на Далилу и сыграла несколько сценок в театре. Но я никогда не трудился ее искать.

– Но не все же женщины такие фальшивые…

– Время позволило мне лучше разглядеть ситуацию, и теперь я понял, что Дейзи не была фальшивой. Она никогда не притворялась иной, чем была. Это я видел ее другой и обидел из-за того, что она не соответствовала моим ожиданиям. Не хотел бы, чтобы ты считала меня бессердечным, но когда-то я и впрямь был таким. Эта картина – тому доказательство. – Джозайя поднял Элинор и, усадив на край гигантского письменного стола посреди кабинета, осторожно раздвинул ей ноги. – Но ты точно не фальшивая, Элинор.

«И ты разбиваешь мне сердце совсем по иным причинам, чем Дейзи. У нее нет ничего от твоего характера. Я поклоняюсь тебе, и я слишком люблю тебя, чтобы унизить бесполезным мужчиной в качестве мужа. Но сегодня ты моя, Элинор Бекетт».

С этими мыслями Джозайя прижал ее к груди, но нежность тотчас уступила место желанию взять Элинор здесь и сейчас, чтобы тем самым раз и навсегда прогнать призраки прошлого. И не только Дейзи. Джозайя имел необъяснимое желание забыть и всех других женщин, каких знал. Всякий раз, когда он занимался любовью с Элинор, они все сильнее бледнели, и теперь он убедился, что у него осталась только одна женщина – Элинор.

Любуясь тем, как его халат выглядел на прелестной Элинор, Джозайя потянул за лацканы, чтобы привлечь ее поближе, и умышленно задел пальцами груди любовницы.

Элинор тотчас подалась вперед; ее соски набухали и становились тверже, когда она прижималась к Джозайе. А он спустил с ее плеч обшитые кружевом лямки сорочки, и Элинор со стоном запрокинула голову, подставляя любовнику свою шею и груди.

Джозайя принялся целовать ее и ласкать, но Элинор тотчас запустила пальцы в его волосы, моля о большем. Он без колебаний подчинился, однако по-прежнему медлил – просто ласки его стали более страстными. Ему казалось, что она стала для него хлебом насущным, которого жаждало его тело, и аппетит, вызванный обожаемой Элинор, одолел мир теней и заставил Джозайю поверить, что счастье для него возможно.

Руки Элинор, не зная покоя, скользили по его телу, и она, стонавшая все громче, чувствовала себя сейчас настоящей языческой богиней. Однако сладкая боль внутри нарастала, ибо тело требовало большего, и Элинор, извиваясь, высвободила руки и потянулась к брюкам Джозайи. Не удержавшись, она приподняла ногу и прижалась влажными складками лона к твердой мужской плоти, жар которой чувствовался даже сквозь ткань брюк.

– Как красиво… – Джозайя вздохнул, улыбнулся и снова поцеловал любовницу.

Элинор тихо рассмеялась и со стоном пробормотала:

– Я бы сказала, что вы слишком долго рассматриваете вид, мистер Хастингс.

– А что вы предлагаете, мисс Бекетт?

Она сползла с края стола и прижалась к Джозайе, но только затем, чтобы развернуть его спиной к столу.

– Теперь моя очередь наслаждаться красотой, мистер Хастингс.

Элинор опустилась на колени между его ног и стала целовать его в живот и в пах – как бы демонстрируя, что удивительно быстро учится искусству любви. Пояс его брюк уже был распущен, и Элинор занялась пуговицами, чтобы выпустить на свободу восставшее мужское естество, весьма внушительное и представлявшее собой захватывающее зрелище. Элинор смотрела на него с восхищением, затем, обхватив пальцами, принялась поглаживать другой рукой.

Джозайя с присвистом выдохнул сквозь зубы.

– Ты умышленно меня мучаешь?

– Нет, но могу, – сказала она и наклонилась, чтобы поцеловать налившуюся головку.

Она попробовала на вкус мускус его кожи и смело слизнула одинокую жемчужинку влаги, свидетельствующую о возбуждении. Копье Джозайи дернулось у ее губ, и он застонал, когда язык Элинор нашел чувствительную бороздку. Она лизнула его там, потом поцеловала снова и сомкнула губы вокруг ствола, доводя Джозайю до последней черты.