Читать книгу - "Измену гордым не прощают - Ксюша Иванова"

тобой сделали? - вдруг срывает меня на крик. - Сука! Эта тварь трогала тебя? Я убью его! Кузнецов!

Фамилию реву на весь дом, забыв обо всем на свете! Найду и убью! Срываюсь прочь из дому, желая разнести всю эту богодельню по бревнышку, найти и своими руками задушить...

У порога сталкиваемся плечами с Сэмом. На мгновение, как мячи отлетаем в разные стороны. И он, видимо, считав мое состояние, вдруг обхватывает меня за корпус, впечатывая в стену.

- Стой! Стой! Нельзя, блядь! Нельзя! - горячо шепчет в ухо. - Всех нас погубишь, Гордый! Успокойся!

57 глава. Домой

Обхватив обеими руками чашку с остывшим кофе, который мне налил из термоса Никита, сижу на кровати, прижавшись спиной к деревянному изголовью. Гордей и Сэм примостились рядом, по обе стороны от моих ног.

Гордей снова, в который уже раз, словно желая удостовериться в реакции, кладет руку мне на колено. И я опять, не желая этого, изо всех сил стараясь удержаться и не сделать, слепо сбрасываю ее, в какой-то невероятной панике не имея ни сил, ни возможности так не поступать!

А у него в глазах и тревога, и обида, и злость!

Отодвигается дальше, отворачиваясь от меня.

А мне так хочется броситься ему на шею, очутиться в его объятьях, чтобы больше никогда не расставаться. Но если вдруг этот... Михаил меня трогал? Если вдруг вот то, что мне снилось, было вовсе не сном? Если я... С ужасом смотрю на Гордея! Ведь если я, пусть несознательно, изменила ему, то как он поступит со мной, узнав об этом? Вышвырнет из своей жизни? Оставит здесь? Поверит он, что я этого не желала? Нужна ли я ему буду такая?

Господи, было это или нет? Как узнать? Как сказать? Кого спросить?

Ну, вот по утрам... У меня ведь даже ощущения не было, что меня... любили ночью... Только в голове эти картинки...

-Дани, ты чего? - спрашивает Сэм, оглядываясь на Гордея.

-Грязная. Помыться хочу, - отвечаю шепотом, голос дрожит.

Я такая грязная теперь, что не отмоешься за всю жизнь.

- Здесь нет ни ванной, ни душа, - кривится Трофимов. Встает, начинает метаться по комнате. - Изотов не доступен. Леон тоже. Что делать будем?

Никита пожимает плечами:

- Да ничего. Нормальные вроде люди эти сектанты. Кормят своих козочек-коровок, гусей гоняют...

- Они Дани били!

- Да-а? - Сэм забирает из моих рук пустую чашку. - Серьезно?

Кусаю губы - от жалости в его взгляде мне тоже становится жалко себя. Киваю, но молчу - нельзя сейчас подробности озвучивать! Вдруг Трофимов снова кинется убивать всех? Мы его и так еле успокоили!

- Сэм, сгоняй к этой Лее своей...

- Эй-эй! Она не моя..

- Неважно! Сгоняй, найди ее и спроси, можем ли мы... ну, скажем, в ближайший поселок съездить... ну, за... чем-нибудь! Допустим, батарейки на камеру купить! Смотри, не скажи, что за алкоголем или едой какой-нибудь! Причина должна быть уважительной и важной для них самих.

- Да переночевали бы, а завтра, когда эти ворота откроют, уехали бы спокойно, никому ничего не объясняя, - хмурясь, пожимает плечами Сэм.

- Никита! - Гордей повышает голос. - Ты понимаешь, что ее привезли сюда насильно? Не отпустили, хотя, я уверен, она требовала отпустить! Требовала?

- Да, - киваю я.

- Вот! Ее били! Били, понимаешь? А может... может, еще что-то было? Кузнецов тебя... - взгляд его снова темнеет, и я, испугавшись, что снова сорвется прочь отсюда, а там его скрутят и... не знаю, на что они способны, но ведь могут, что угодно! Еще до того, как Гордей задает вопрос, я начинаю быстро-быстро отрицательно качать головой. - Насиловал?

- Нет-нет! - Кузнецов точно не трогал! Наоборот, он же хотел меня увезти, когда этот... брат Михаил приказал выпороть... Но и защищать его не желаю - если бы не Мир всего этого не было бы совсем! Да только насиловать мог не он, а кое-кто другой. И... считалось бы это насилием, если бы я сама ему отвечала? А я отвечала. Если верить моим снам. О-о-о! - Он не трогал меня!

И, видимо, я слишком сильно выделяю слово "он", и Гордей делает правильные выводы!

- Он не трогал? - вкрадчиво и обманчиво спокойно спрашивает он. - Он не трогал! А кто? Кто трогал тогда?

Встречаюсь с округлившимися глазами Никиты. Испуганно зажимаю себе рот, чтобы не признаться, не сказать сейчас всю правду! Слезы сами текут из глаз! Домой! Домой хочу!

- Никто! Никто не трогал! - не могу я сейчас правду сказать! Не могу! Боюсь. - Отвезите меня домой, пожалуйста! Не хочу... здесь быть... больше-е-е!

Вижу, как Гордей сжимает и разжимает кулаки, как Никита, схватив куртку, быстро выходит из дома.

Ничего не хочу узнавать, выяснять о том, что было со мной... Домой хочу. К сыну.

- Сейчас Сэм вернется. И мы поедем. Домой.

Садится рядом. Тянет ко мне руку. Но не касается, а просто переворачивает ее ладонью вверх, как бы предлагая мне вложить свою ладонь в его.

Смотрю на сильные длинные пальцы. На линии жизни, которыми расчерчена его кожа. Рука немного подрагивает. Поднимаю взгляд. Смотрю в его глаза. А там, во взгляде такая любовь, такая нежность ко мне, что меня сносит пониманием этого, чувством острой нужны в его ласке, в его прощении, в том, чтобы принадлежать ему, быть с ним...

И мне нельзя этого, наверное! Мне нельзя быть нечестной с ним! Но я зачем-то ложусь щекой в его ладонь...

58 глава. Психология чувств

Не хочу спугнуть. Боюсь касаться так, как мне этого хочется. И да, меня обижает ее странная пугливость, ее нежелание контактировать, затравленное выражение ее глаз! Разве я виноват, что так получилось? Это уж, скорее, она сама виновата, что приблизила к себе Кузнецова, что позволяла ему считать, будто он имеет на нее какие-то права! И ведь даже тот факт не оправдывает ее, дурочку, что Кузнецов тогда с роликами и съемками всё подстроил, что обманул ее подсунутым монтажом о моей измене! Потому виновата, что обязана была мне доверять, раз любила, раз замуж вышла...

Но что значит моя глупая обида сейчас, когда любимой женщине плохо?

Ведь я всё-всё понимаю! Что ревновала, что сглупила, что мы оба нажестили немного. Но самое главное