Читать книгу - "Эсперанса - Наталья Шемет"

Металлический лязг, слепящий блеск стального оперения затмил солнце. Смотреть невозможно, глазам больно. Где я? Где земля, где небо, все завертелось вихрем, больно…

Перья-кинжалы вонзились в грудь, в живот, я выгнулась от разрывающей боли. Сознание отделилось. Со стороны так странно… острия кинжалов медленно вышли из моей спины, а потом страшное существо выдернуло их, платье окрасилось красным. Чудовище наклонило уродливую голову, покрытую железными чешуйками, я почему-то вернулась в тело. Почувствовала смрадное дыхание и вкус горячего железа на губах. И стала падать.

Внизу, на земле, кричал Мастер.

Я летела, кувыркаясь в воздухе, но так прекрасно! Ничего не чувствовала. Казалось, падаю легко и красиво — и с удивлением смотрю на красные пятна на груди и животе, медленно вращаясь, опускаюсь.

Шандарахнуло оземь. И свет померк.

Мастер подбежал, упал на колени, приподнял мое тело, прижал к себе, раскачивался, причитал: «доченька, доченька…». Потом поднял на руки и понес домой. Стальнокрылые кружились над нами.

Этого, конечно, мне видеть не пришлось. Он рассказал потом.

Я открыла глаза и обнаружила себя в маленькой комнатке. Темно. Вокруг плотно уложены крылья — побольше и поменьше. Они подрагивали, шевелились. Дышали. Я в них как в огромном коконе. Хорошо. Но душно.

— Очнулась, — выдохнул Мастер. — Помогло.

Он стал сдвигать крылья, пытаясь подобраться. Они вернули меня к жизни? Какова сила, а… Я попробовала встать — не смогла.

— Ты лежи, лежи! — засуетился Мастер. — Надо сил набираться. Чудом жива осталась. Они снова придут за тобой. Не знаю, как тебя сохранить, девочка.

— Их много? Но откуда?

— Понимаешь, на смену каждому снявшему крылья приходит такой. Потом прилетают другие, как стервятники. Не знаю, откуда они берутся, но так везде. Они приходят на смену вам, когда отказываетесь быть крылатыми. И убивают.

— Но я не ангел!

— Нет, конечно. И они тоже.

Повернулась на бок. Глаза слипались. Раскидавший крылья мастер укрыл меня моими. Они не пострадали. Какое счастье!

Я задремала.

Проснулась от шума.

Мир сошел с ума и заходил ходуном. Скрежещет, лязгает, хохочет дьявольски. Я выглянула в окно. Небо черное, молнии сверкают, ветер ломает ветки. Я закричала: огромное дерево возле мастерской повалило, чуть не на крышу! И запах! Мерзкий запах горячего железа! Волосы встали дыбом. А сердце… сердце трепетало, как когда он приходил ко мне. Когда он рядом.

В небе насчитала один, два, три… шесть металлических тварей. И любимые, до боли знакомые крылья — сколько раз прижимала их к себе, сколько раз в моих руках они становились белоснежными — чистыми, как девственный первый снег, светящимися, как звезды… Я не обозналась, когда думала, что видела его.

В небе вершилось колдовство. Волшебство или магия… Я знала, что он хранит и спасает, но никогда не видела, как это происходит. Разве касалось меня, простой птичницы, то, чем занимался он — прекрасный, великий — в небе? Он однажды вернулся с обожженными волосами, без ресниц и бровей, с ожогами на руках, лице, с рваной раной на боку, я заливалась слезами, замазывала раны, вычищала крылья… но никогда не спрашивала, с кем и как он сражался. Только то, что он сам хотел рассказать, слушала — но он говорил о людях. Такое рассказывал, что ужасалась и не верила — не бывает такого, чтобы мать оставила ребенка умирать, чтобы люди убивали друг друга просто так… пока саму чуть камнями не забили просто так — не верила.

Сейчас из его рук лились молнии, взмахи крыльев сопровождались потоками огня, воя и скалясь отскакивали в стороны железнокрылые. Он сражался с жуткими тварями, мой рыцарь в огненных доспехах, ослепляло и завораживало сияние его крыльев. Хрипело, лязгало, шипело зло. Мой Мастер тоже там! Их двое. Но тех — тех шестеро! Мамочки, что же делать!

Я подхватилась с кровати. Меня повело, но не важно. Бросила за спину крылья и, очертя голову, ринулась в небо. Как я могла оставить тех, кого любила, одних?

Остро пахло металлом, но отчаянно вкусно чувствовались нотки грозы.

* * *

Они не живые. Они пустые, как банки. Как же зло может управлять жестянками, что те жгут, убивают, куражатся?…

Жуткие твари валялись на земле, исходил паром, остывая, металл. Я думала о том, что сказал однажды Мастер — мы сами оживляем зло, когда отказываемся от любви.

Мастер отошел в сторону. Усталый, старый. Как он сражался… я испытывала гордость — за него и за моего ангела. А я… что я. Больше мешала. Но мы победили.

Нужно поговорить с ним.

Глаза у них одинаковые — вот кого напоминал Мастер. Молодые, но мудрые и усталые глаза.

Как же я люблю тебя, мамочки.

Он стоял и ждал. С момента окончания битвы стоял и ждал. Я же сидела на земле, пытаясь принять происшедшее и прийти в себя. Потом поднялась и подошла к нему. Смотрела — не могла наглядеться. Как он прекрасен! Если бы можно было навсегда запечатлеть в памяти образ, так, чтобы никогда не померк, чтобы помнить каждую черточку. Светлые волосы спутались, потемнели от осевшего пепла, глаза цвета грозового неба. И крылья — огромные, когда-то белоснежные. Опаленные битвой, израненные. Кто почистит твои крылья, мой ангел? Кто починит?…

— Ну, здравствуй.

— Здравствуй… — «любовь моя», мысленно добавила я. Да ладно… зачем слова, все в глазах. Не скрыть.

Никого роднее и дороже, чем он. Никого и никогда. Словно не расставались. Я люблю тебя.

— Пойдешь со мной?

Сердце заболело как спина, когда Мастер выламывал мне крылья. Что же он делает, он же кусок моего сердца забирает с собой.

— Мне бы многое тебе рассказать, но мало времени. Надо лететь. Ты со мной?

— Нет, — я для верности помотала головой. — Второго раза я не вынесу. А ты не сможешь иначе, — я, которая раньше осыпала бы его поцелуями, не смогла бы остановить поток слов, слез, сейчас с трудом подбирала слова. Люблю. Но внутри что-то другое. Он не мой. Разве можно заставить солнце светить только себе? Разве можно остановить водопад, поместить его в заварочный чайник? — Ты слишком нужен. Всем. Я знаю. Но не смогу так. Вот видишь — даже меня спас. Кто бы мог подумать, что мы так встретимся.

— Вообще-то это ты — нас, — неловко улыбнулся он. Забыто-щемяще, в груди отдалось таким ударом сердца, прямо молот по наковальне. Чуть не сложилась пополам. Как же я любила. Люблю.

— Нет, это ты прилетел спасать меня. Нас.

— Ну, — замялся, помедлил. — Ладно. Да. Но я правда не могу… Не