Читать книгу - "Счастливы вместе - Мари Соль"

— За базаром следи, поняла?

— Базар — это там, — я киваю за дверь, — А у меня разговорная речь.

— Ты сейчас будешь речи за дверью толкать, поняла? — Ромик быкует.

— С удовольствием! — улыбаюсь притворно.

— Вон за той, — он кивает на дверь кабинета.

Вздыхаю:

— Я предпочла бы за этой, — смотрю на входную.

Тут из первой двери появляется он, наш «светило науки». Поправляет очки на носу, произносит:

— Прошу!

— Мадемуазель, — тянет Окунев ручку.

Я, хмыкнув, встаю, обхожу журнальный столик с другой стороны. Утром опять поругались! А вроде всё было нормально. Последние пару дней так вообще. После той ночи, когда он меня обнимал… Я отвыкла спать вместе! А Ромик такой эгоист. Он всю ночь не давал мне прохода. То руку положит, то придавит ногой. Я так и сказала с утра:

— Ну, уж нет! Сегодня я буду спать на кровати одна.

Севка хмыкнул:

— А чё вы, опять спите вместе?

Я покосилась на Соню:

— Да так, папа сказал, что ему одиноко и грустно. Я решила, одну ночь потерплю.

Окунев тут же поспешил опровергнуть мою версию правды:

— Ага! Это мама пришла, ей плохой сон приснился.

— Какой? — встряла Сонька.

— Да так! — отмахнулась я.

Но Ромка решил завершить:

— Снилось, что мы развелись.

— Что?! — опешила Соня.

— Ничего, малыш! Папа шутит, — погладила дочь по руке.

— Это кошмар! — поддержал меня Окунев, — Приснится же такое, да, милая?

Я улыбнулась натянуто:

— Да.

Сон, как же! Мечта, а не сон. Хотя… Был бы смысл разводиться? Левончик уехал. Уже написал из Батуми:

«Скучаю», — выслал мне фото их города. Может, когда-нибудь съезжу к нему. На душе пустота. Но уже не так больно, как было в первые дни. Аппетит появился, голова перестала болеть. Согласилась сходить на сеанс.

Тимофей, мягкий кот, разделяющий пару, вызывает улыбку, как только вхожу. Я сажусь, глажу синюю спинку кота. Разве коты бывают синими? Хотя… Посинеешь тут, слушать такое.

— Итак, — произносит Егор, — Вы посмотрели то видео, которое я присылал?

Мы одновременно, словно прилежные ученики, отвечаем:

— Да!

— Посмотрели!

Ничего такого, сверхъестественного, я не услышала. Психолог рассуждает о том, что такое измены. И пытается вбить в голову слушателей мысли о том, что у каждой измены есть оправдание. Точнее, причина. Но для меня причина бывает одна. Это похоть! Нельзя же оправдывать похотью всё. Вот у меня с Лёвой была любовь, страсть, настоящие чувства. А Окунев что? Он хоть одну из любовниц любил?

— Сегодня я бы хотел поговорить с каждым из вас по-отдельности, — предлагает Егор ноу-хау.

— Хм, — хмыкает Окунев.

Я удивлённо смотрю на него:

— Что ж, ожидаемо. Хочешь быть первым?

— Ещё чего! — отрицательно машет в ответ, — Пока я тут буду сидеть, ты там закинешься парой конфеток. Егор! — обращается к другу.

— Егор Аристархович, — отзывается тот.

— Ох, ты ж, ё-моё! — тянет Окунев воздух в себя, — Егор Аристархович, вы б запретили своей секретарше кормить эту дамочку. Она только форму вернула, опять наберёт.

— Ты вообще офигел, или как?! — наезжаю на мужа. Говорить о моём лишнем весе он начал спустя пару лет после родов. Я итак изо всех сил худела! А он отказался сидеть на диете, со мной. Сам готовил, сам ел. Навоняет едой на всю кухню, а мне приходилось жевать сельдерей…

Окунев, встав, приглушённо смеётся. Опять спровоцировал, гад!

— Ухожу, ухожу, — поднимает он руки, — Веди тут себя хорошо, поняла?

— Да пошёл ты! — бросаю ему.

Егор, как всегда, запредельно спокойный, ждёт, пока муж уйдёт. Я сажаю к себе Тимофея. И глажу его, словно Мусю. Муся часто садится ко мне на колени. Мурчит. Я за это люблю кошек! Мне всегда импонировал их взгляд на мир. Такой, слегка отстранённый, надменный. Всегда свысока. Мне даже кажется, Муся считает нас всех «приживалами». Снисходительно терпит, сочувствует. А мы, как волхвы, ей таскаем еду…

— Маргарита, я хотел бы задать вам один очень важный вопрос. Постарайтесь быть честной, — поправляет свои окуляры Егор.

— Я постараюсь, — киваю.

Он, глядя сквозь линзы очков, произносит:

— Ваш муж поднимал на вас руку?

Поначалу, я просто смотрю, открыв рот:

— Кто? Окунев? В смысле?

— В том смысле, — конкретизирует Егор, — Имеет ли место рукоприкладство в вашей семье?

— В нашей семье? Нет! Вы что? Он никогда не наказывал, даже Севку не бил. Не то, чтобы Сонечку, — удивляюсь таким обвинениям. С чего он взял, интересно знать?

— А вас? Вас он бил? — донимает психолог.

Я усмехаюсь:

— Меня?

— Маргарита, — пытается он объяснить, — Вас не должно беспокоить, что я придам это огласке. Я не стану предпринимать ничего, без вашего ведома. Всё, что вы скажите, останется между нами.

Я опять усмехаюсь, краснею до кончиков пальцев:

— Егор, ты вообще? Ты же Ромика знаешь!

— Знаю, — кивает, — Потому и спрашиваю. Бил он вас, или не бил?

Этим «вы» он стремится подчеркнуть официальный подтекст нашей личной беседы. Я выпрямляюсь:

— Нет, что вы, Егор Аристархович. Мой муж никогда не бил меня.

— Хорошо, если так, — отвечает Егор, — Просто вы упоминали о неком насилии с его стороны. На первом приёме.

— Аааа! — вспоминаю я, — Да… Это так.

— Насилие имеет место быть в пределах постели? — деликатно осведомляется врач.

Хотя, его тон не врачебный. Скорее, он дружеский. Только на «вы». И этот странный диссонанс вводит в ступор.

— Ну, — я снова краснею как рак, — Мало ли что не бывает в постели.

— Всё, что выходит за рамки согласия, даже в постели, является насилием по отношению к другому партнёру, — напоминает Егор. Хотя я итак это знаю! И знаю, что Ромка меня изнасиловал множество раз.

Когда в первый раз это было, я плакала. Помню, как он собирался ударить меня. Передумал. Вместо этого сдёрнул халат, повалил на кровать, навалился.

— Ром… Перестань! Нет… Ром, не надо, — брыкалась я.

Детей в тот день не было дома. А я сочинила дежурство. Сама же сбежала к Левону. Запах которого Ромка учуял, когда стал меня домогаться. Он был пьян в тот момент. Нет, не сильно! Был бы он в стельку, и я бы смогла избежать экзекуции. Но он был достаточно пьян, чтобы снизить порог допустимого. И недостаточно, чтобы его член не встал.

Когда отымел меня, жёстко, болезненно. Скатился и сел. Я подтянула колени к груди, заскулила.

— Ты моя жена! — рявкнул он, вместо того, чтобы взяться меня утешать. Извиниться, хотя бы.

Я не ответила, впилась зубами в свой палец.

— Ты моя жена, поняла?! — повторил он с нажимом, — Ею и останешься!

Это было ещё до того, как он назначил Левону встречу. Наверное, знал уже. Только