Читать книгу - "Отверженная жена дракона - Кира Иствуд"

рассказываю Клоинфарну всё-всё, что увидела в воспоминаниях.

От начала до самого конца.

Глава 17

Клоинфарн

Мы сидим на кровати, залитой солнцем. Зелёные глаза Адель сияют решимостью, когда она медленно и последовательно рассказывает о том, что увидела в воспоминаниях. Иногда она замолкает и заглядывает мне в лицо, чтобы проверить – слушаю ли? Верю ли ей?

Я, конечно, слушаю… но не верю. Не верю ни единому слову! Мои мышцы закаменели также, как и моё нутро. Всё во мне восстаёт против того, что её рассказ – правда.

Может, Адель что-то не так поняла? Или увиденное было наведённой иллюзией? Или это ещё одна игра, смысла которой я не понимаю?!

Никогда не слышал о заклинании, что способно соединить две души в одном теле. И чтобы из-за такого метка сменила хозяина? Отборная чушь! Но главное – брат не стал бы меня предавать. Даже если бы захотел – не смог бы! Семейные узы для драконов нерушимы. Внутренний зверь не позволит без веской причины умышленно навредить близкому по крови существу.

Однако…

Я наполовину демон.

Что, если этого факта оказалось достаточно?

Адель продолжает говорить, и её слова занозами сомнений впиваются в мой разум. Кровь шумит в ушах, желудок сжимается до острого спазма. Уперев локти в колени, я сцепляю пальцы в замок, пытаясь унять поднимающуюся изнутри ледяную дрожь.

Эйда убила мою наречённую? Ральфаир сжёг её тело и переселил душу? Я согласен ещё тысячу лет провести в тюрьме, лишь бы это оказалось ложью!

Даже через сомнения, я пробую приложить слова Адель к своей дырявой жизни, будто кусочки стекла к разбитому витражу… К моему ужасу, они встают как влитые.

Ведь и правда иногда казалось, что перепады настроения у Эйды куда серьёзнее обычных женских капризов. Особенно так было вначале наших отношений… Она могла быть ласковой, как кошечка, смеяться и танцевать без повода, а на другой день вдруг начинала кричать и плакать, заявляя, что никто её не любит, не уважает и все хотят, чтобы она исчезла. Она могла запереться в комнате на несколько суток или запросто не прийти на встречу с советниками, которых сама же пригласила.

Однажды, в хорошие дни, она осторожно завела разговор про ребёнка, и когда увидела, что я тоже рад этой идее, то трое суток светилась от счастья, даже начала оборудовать детскую. А на четвёртый день я проснулся от того, что Эйда громит комнату, в бешенстве швыряя в стены детские вещи, крича, что не собирается делить меня ещё и с каким-то ребёнком.

Но не только Эйда была непостоянна в чувствах. То же самое иногда случалось и со мной. Порой, глядя на неё, я ощущал лишь тоску и болезненный холод. А её прикосновения вызывали неприятный зуд и желание оттолкнуть её руки.

Я никогда не слышал, чтобы у драконов были подобные проблемы с наречёнными.

“Всё потому что моя мать – демон”, – думал я, искренне считая, что первопричина – моя холодность, которую Эйда чувствует и реагирует на неё истериками.

…но что, если демоническая кровь ни при чём?

… что, если восприятие менялось, потому что душа моей наречённой засыпала, а сама Эйда была для меня чужой?

Я мысленно провожу по образу Эйды ножом, деля её на двух разных людей. Это получается так легко, будто нет ничего естественнее.

Холод в груди превращается в жар.

Адель продолжает говорить о том, в какие моменты она появлялась, и что принимала чужую память за свою. Как одержимый, я мыслено перебираю её слова, но мне не удаётся найти противоречий.

Мысли мечутся злыми шакалами, разрывая клыками мой внутренний мир, который я считал каменным, а он оказался бумажным. Я слышу, как клацают челюсти.

Могли ли у Ральфаира быть знания о магии, которых нет у меня?

Клац! Конечно, могли.

Мог ли я недооценить зависть брата к моей силе?

Клац! Конечно, мог.

Значит ли это, что душа моей наречённой страдала все эти годы?

Клац! Да! Так и было.

Клац! Клац! Клац! И от всего, во что я верил, остаются лишь ошмётки.

Если душа Эйды была привязана к Адель заклинанием, то она вернулась в мир в тот же миг, что и душа моей наречённой. Слабая, пустая, она следовала за Адель и оказалась в Эльвитарионе. Здесь концентрация магии сильна, особенно в тумане.

Поднабравшись сил, Эйда встретила в замке собственную тень… Она могла подчинить её, направить или даже поглотить, чтобы стать сильнее. А настойка омута была для неё большой удачей. И именно она – последний камень на весах, доказывающих, что всё это правда.

Адель добавила в зелье свою магию, поэтому оно влияло только на неё. Эта настойка ослабляет связь души с реальностью, чтобы приблизить сознание к воспоминаниям о перерождениях. Это безопасно… но не в случае с Адель, ведь к ней прицепился паразит.

Поэтому у Эйды и получилось занять тело Адель.

А заняв его, она побежала… куда? Вероятно, к Ральфаиру!

Всё сходится как по нотам.

Мотив. Возможность.

Получив часть моей силы, Ральф смог бы занять престол и сам справиться с защитой страны от тумана. Но, судя по состоянию Йордара, в прошлом драконье сердце он так и не получил. Что-то в их плане пошло не так… Например, вряд ли брат ожидал, что время в Эльвитарионе намертво замрёт на целую тысячу лет. Даже если Эйда выжила после того, как меня заключили в ловушку, она не смогла вернуться в свой мир.

В лучшем случае провела жалкую и короткую жизнь, умерев от старости.

В худшем… отдала тело Адалин, и уже моя наречённая жила в чужом мире вместо трусливой Эйды.

Эти мысли проносятся в голове смерчем, сметая последнее сопротивление.

Гнев на брата, на собственную слепоту поднимается в груди раскалённой волной, разъедая нутро. Стиснув зубы до скрипа, я кидаю взгляд на Адель, которая продолжает последовательно рассказывать о том, как она делила одно тело с Эйдой. И как всё чаще получала контроль.

Почему она говорит это с таким спокойным лицом? Почему продолжает смотреть на меня такими лучистыми глазами? Почему отказалась вернуться в Аштарию?!

Она должна ненавидеть меня – причину своих несчастий!

Даже после перерождения я не оставил её в покое. Обвинил, не зная всей картины. Запер в замке, как преступницу.

А она никогда не предавала меня!

Не предавала…

Эта мысль, такая простая, не умещается в моей голове.

Чтобы не думать её, я переключаю внимание на тех, кто во всём виноват.