Читать книгу - "Подружка для ударника - Катрин Грэк"

Вернулась ли потом Кира, или кто-то другой сделал эти фотографии, впоследствии оказавшиеся у Полины, он не знал.

И не думал об этом. Какой смысл?

Он не мог исправить сделанного, а для Полины не имело значения, кто был отправителем этих фотографий, лишь то, что на них изображено.

С того времени Кира больше не появлялась на горизонте, наверное была на него зла или же просто избегала, Паше было все равно, и то что она сегодня подошла к нему удивило, и выбило из колеи.

Чего она от него хотела теперь?

Может позлорадствовать пришла? Тогда чего ждет, почему не скажет какой он урод и заслуживает страданий, куда больших, чем есть?

— Она в саду, — вдруг сказала Кира, — твоя Полина.

Анисимова смотрела прямо перед собой, крутя в руках бокал, и избегая его взгляда. Больше ничего Кира не собиралась говорить, ему этого от нее и не нужно было. Он ведь перед ней был виноват не меньше чем перед Полиной.

— Прости, — шепнул парень, и она кивнула, поняла все без лишних слов.

Не произнося больше ничего, Паша быстро зашагал прочь. Самые сложные слова-признания ему предстояли впереди.

Кира не солгала, Полина и правда находилась в саду. Сидела на одной из скамеек, той самой, которую раньше занимали вдвоем с ним, когда хотели быть подальше от чужих глаз, чтобы с упоением целоваться.

Паша словно прирос к земле, в горле образовался такой ком, что едва мог дышать. Ведь когда он выбежал за ней, думая лишь о том, чтобы догнать и сказать все, что так давно съедает его заживо, не представлял, как будет тяжело сократить разделяющее их ничтожное расстояние. А о том чтобы заговорить…

Не такой он оказывается смелый, каким себя считал.

Но как же хочется подойти к ней, не прикасаться, не обнимать — этого Полина ему не позволит — просто рядом побыть, в последний раз ощутить ее присутствие в своей жизни, прежде чем перестать быть слабаком и отступить, позволить жить как ей того хочется.

Ложь. Все ложь. Он не хотел отпускать ее, и отступать самому. Хотел не просто побыть рядом, а прижать к себе так сильно, чтобы поняла — любит безумно, и ни за какие богатства мира ее не отдаст. Единственно, что мешало ему — сомнение. Не был уверен, что Полине нужны его извинения, что не пошлет его куда подальше, как сделал бы он, будь на ее месте.

Паша не хотел в этом признаваться даже себе, но Марк прав — ничего его запоздалое раскаяние не изменит. Только раны старые разбередит, и новые, словно невидимым ножом, нарисует, но лишь с той разницей, что холстом на этот раз будет его сердце.

Да и плевать! Пусть хоть в лицо ему плюнет, пусть скажет о том, как ненавидит, хоть прогонит — он это заслужил, вытерпит. Главное набраться смелости и подойти к ней прямо сейчас. Иначе будет поздно, точно знал.

Пока шел, интуитивно стараясь ступать тише, отчего-то вдруг вспотели ладони, так что нестерпимо захотелось вытереться о брюки. Никогда раньше такого с ним не бывало, даже перед их первым свиданием. А ведь он и тогда волновался ужасно. Еще бы, столько сил приложил к тому, чтобы пришла к нему, хотя бы раз. Сидел как на иголках, весь извелся, но такое, как сейчас с ним впервые.

Не доходя пару шагов остановился, она не замечала его, кажется, вообще ничего вокруг ее не волновало. Смотрела на вытянутую перед собой ладонь.

«На кольцо, — догадался Паша. — Любуется им» — почти сразу он ощутил, как в пальцах начало неприятно покалывать и электрические импульсы стремительно набирая обороты, по всему телу, устремились вверх. Прямо к сердцу, и так метко без промедлений попали точно в цель, на секунду лишив его кислорода.

Что он делает, зачем?

Кому от этого будет легче?

Ему? Возможно.

Ей? Он не был уверен, что Полина нуждается в его извинениях.

Павел принял решение — нужно вернуться, убраться подальше, уехать куда-нибудь. Да хоть в ту же армию пойти, если это поможет забыть, отпустить и продолжать жить, лишь бы не оглядываться назад.

Шаг. Один. Второй. Третий и он почти добрался до выхода, но…

— Паша?

… остановился, не смея идти вперед, делать вид, что не слышал. Но и оборачиваться не решался.

Полина сама сократила расстояние между ними, встала за спиной. Так близко, что он мог чувствовать ее запах, и то как она прерывисто дышит.

— Паша… — вновь позвала его.

Как же он скучал по ней, кажется, что вечность не слышал ее голоса, а теперь замер, весь подобрался в ожидании. Неважно, что Полина будет ему говорить — главное, чтобы не молчала, а он будет слушать. Слушать, и впитывать в себя ее слова, запоминая каждую интонацию, тембр, чтобы потом попытаться воспроизвести в голове, когда будет совсем тяжело.

— Не хочешь говорить со мной? Тогда зачем пришел? — он молчал. — Что ты здесь забыл? Пришел, чтобы испортить мне ночь? Да повернись же ты, наконец! — и она вдруг дернула его за плечо со всей своей девичьей силой, чтобы смотреть в лицо, глаза в глаза.

Смотрела на него снизу вверх, а казалось свысока, столько в ней было гнева. Глаза Полины полыхали огнем, и, наверное, могли сжечь дотла, если бы Паша нашел в себе смелость заглянуть в них прямо. А он не мог оторваться от ее губ. Сегодня они выглядели особо волнующими, алого цвета и такие манящие…

На секунду прикрыл глаза, полагая, что так справиться с нахлынувшим желанием поцеловать ее. Но наваждение не хотело покидать его, да и каким образом? Ведь стоило ему открыть глаза как Полина, сама поцеловала его. Впилась в губы жестким поцелуем, перед этим сообщив, что ненавидит его.