Читать книгу - "Ярлыки - Гарольд Карлтон"

— Маккензи? О Маккензи, как ты могла так поступить со мной?

— Я же оставила тебе записку, разве не так? Я написала тебе, что позвоню, как только найду, где жить. А сейчас я подыскала квартиру.

— Да? Это близко?

— Я живу в Виллидж, ма. Я снимаю квартиру еще с тремя очень симпатичными ребятами.

Эстер Голдштайн начала хныкать.

— Я никогда не думала, что моя дочь станет бродягой. Ни номера телефона, ни адреса! Если мы свалимся и умрем, ты даже не узнаешь о дне похорон…

— Ладно, ты не умерла, так, может быть, запишешь мой номер?

Эстер завозилась в поисках карандаша. Маккензи назвала матери адрес и номер телефона. Потом спросила:

— Есть для меня какая-нибудь почта?

— Несколько писем. Я захвачу их с собой в воскресенье, когда зайду навестить тебя по дороге к тете Фанни. Тогда и посмотрю, как ты живешь.

Маккензи окинула взглядом хаос в своей комнате. В открытую дверь был виден один из ее соседей, Люк, который в одних кальсонах, скрестив ноги, играл на флейте.

— Нет, — ответила она. — Я сама приду в воскресенье на бранч.[10]Копченый лосось будет?

— А тебе что, нужно особое приглашение? Это все еще твой дом.

— Спасибо, ма, и помни: я по-прежнему люблю тебя больше всех.

Она повесила трубку и вздохнула. Она провела у Элистера три ночи, отражая все его притязания. Наконец она отыскала себе пристанище, куда можно было переехать.

Там уже жили две девушки и один парень, приблизительно одного с ней возраста. Лаура, разрисовывающая галстуки и майки, Лоретта, художница по макраме, торгующая по выходным на рынках цветочными подставками и кашпо, и Люк, тихий, погруженный в себя мальчик с длинными прямыми белокурыми волосами; он занимался тем, что играл на флейте и размешивал овощи в кастрюльке на плите. Они буднично приняли Маккензи в свою жизнь, и она сделалась частичкой населения Виллидж — энергичной, эксцентрично одетой девушкой, которую часто видели в шесть часов вечера бегущей по улице на работу в бар.

Дом Голдштайнов был погружен во мрак со дня побега Маккензи. Серия сцен, которые устроила Эстер, оказала свое воздействие на всех домашних.

— Я не могу представить, что мой ребенок где-то там живет сам по себе, — плакалась Эстер каждому, кто мог слышать. — Она такая невинная! А что будет, если ее соблазнит какой-нибудь мужчина?

Реджи и Макс могли только обмениваться взглядами и хрюкать, подавляя смех.

— Она сможет научить его одной или двум штучкам, ма, — сказал Реджи.

— Я не буду счастлива, пока она не вернется обратно, — заявила она Эйбу в их спальне однажды ночью. — Дорогой, дай ей работу, она не должна находиться в баре!

— Она не желает получить работу от меня, — закричал Эйб, — мои магазины недостаточно хороши для нее! Ей подавай модные! Она хочет, чтобы скелеты носили сумасшедшие платья…

— Если ты дашь ей ее собственный магазин, — попросила Эстер, — то мы по крайней мере будем знать, где она!

— Ее собственный магазин? Ты что, хочешь, чтобы я потерял все сбережения, которые сколачивал всю свою жизнь?

— А может быть, ты получишь состояние? Она выиграла тот конкурс, Эйб. У нее есть талант.

— Да-да… я видел альбом ее набросков, — фыркнул он.

Но по мере того, как проходили месяцы, даже Эйб Голдштайн вынужден был заметить, что что-то происходит в мире моды. Он помнил недавний эксперимент с дешевой молодежной одеждой «Карнэби-стрит», в результате которого в его магазины нагрянули возбужденные тинэйджеры и расхватали всю эту ерунду.

— Сходи и навести свою сестру в уик-энд. Я дам тебе выходной, — сказал он Реджи. — Взгляни, как она живет. Я все еще хочу вовлечь ее в бизнес Голдштайнов. Не годится, что она работает на чужих. Я дам ей ее собственный магазин. Они их теперь называют «бутиками». Так что мы снимем ей где-нибудь помещение — это будет ваше собственное предприятие. И даже если вы прогорите, я буду счастлив. Слушай, оно того будет стоить, хотя бы для сохранения здоровья вашей матери.