Читать книгу - "Свадьба палочек - Джонатан Кэрролл"

— А призрак Джеймса? Звуки, которые я слышала на лестнице? Малыш в нашем доме?

— Они тоже часть этого. Поверь, все это тебе сейчас необходимо. В твою жизнь скоро войдет нечто великое и значительное, а все происходящее — только часть увертюры.

Подойдя ко мне, она положила ладони мне на плечи и поцеловала мою макушку. Она впервые меня поцеловала.

* * *

Когда я вернулась в Крейнс-Вью, дождь взял небольшую передышку, а небо было затянуто темными грозовыми тучами. Выйдя из поезда, я остановилась на платформе и уставилась в мрачное небо. Я вспомнила кончики моих пальцев и все, что произошло сегодня в квартире Франсес. От пережитого за этот день я порядком устала, но решила пройти милю до нашего дома пешком. Мне хотелось размяться. Воздух был свежим и бодрящим, какой всегда бывает за городом после дождя.

Я шла, дыша полной грудью, и вспоминала слова Франсес. Сильнее всего отдавались у меня в мозгу ее слова «иной мир существует» — словно бой часов в полночь. Хочу я этого или нет, тот мир стал частью моего. Мне придется его принять и следовать туда, куда он меня поведет. Но как все это отразится на наших с Хью отношениях? И на нашем ребенке?

Франсес рассказала мне об одном скучном типе, который внезапно, уже достигнув средних лет, обрел способность видеть, как станет выглядеть в старости тот или иной человек. До конца своих дней ему приходилось жить с этим… талантом? Проклятием? Как такое назвать?

Другой человек неожиданно обнаружил у себя способности хироманта. Этот счастливчик в конце концов сошел с ума, потому что он дошел до такого состояния, когда ничего другого не видел, кроме людских ладоней и начертанных на них судеб.

— Вас подбросить? Вид у вас усталый.

Подняв голову, я встретилась взглядом с Маккейбом, облокотившимся на крышу своей машины» возле булочной. В одной руке у него был французский рогалик, в другой — картонный пакет молока.

— Нет, спасибо. Я только что с поезда, и прогулка пешком просто возвращает меня к жизни. Но у меня есть к вам вопрос.

Он осклабился и кивнул.

— Проехаться не хотите, но вопрос задать желаете. Ладно. Валяйте.

— Знали ли вы когда-нибудь человека с необычными способностями? Который мог бы предсказывать будущее, читать по ладони или что-нибудь в этом роде?

Он ответил без колебаний:

— Моя бабка. Ну была бестия, я вам скажу. Всегда знала, если я вру. У нас в семействе о ней легенды ходили. Никто не осмеливался сказать ей неправду, потому что она всегда знала. А хуже всего было то, что она колотила тех, кто ей врал. Соврешь — трах тебе! Когда я был мальчишкой, она мне тысячу затрещин влепила. Представляете, что я был за шустрила? А почему вы спросили?

Я Маккейба совсем не знала, но у меня вдруг возникло желание рассказать ему обо всем. Может, после всего случившегося в тот день мне нужен был друг.

— Ах да, — продолжал он. — И Франсес Хэтч тоже из таких. Она, бывает, настраивается на потусторонние каналы. — В его машине заверещала рация, и он наклонился, чтобы лучше слышать. Я не могла разобрать ни слова.

— Мне надо отчаливать. Кто-то орет во все горло на Скидмор-стрит. — Забираясь в машину, он сунул в рот остаток рогалика, а в машину сел, держа пакет с молоком в руке.

Он уехал прежде, чем я успела ему все рассказать. А кричала японка. Некая миссис Хаяси. Прежде я никогда ее не видела. Она проглотила слишком много таблеток, и у нее начались галлюцинации, которые сводили ее с ума. Ее дети стояли на подоконниках высотного здания и весело махали ей руками. Пока, мама. Потом один за другим они стали прыгать вниз. Она смотрела, как они летели вниз и разбивались о землю прямо перед ней. Я видела ее лицо, широко открытый рот, слышала ее безумные вопли, умолявшие о помощи.

Соседи стояли у окна ее маленького домика на Скидмор-стрит и смотрели, как она катается по полу, рвет на себе волосы и выкрикивает слова на языке, которого никто из них не понимает.

Я это видела.

Пятью часами позже вернулся Хью, бледный и совершенно вымотанный. Он прошел в гостиную, сел в свое новое кресло и издал протяжный стон. Я принесла ему выпить и спросила, что еще для него сделать. Он без улыбки поцеловал мне руку и ответил, что ничего. Мой милый — он поднял на меня усталые глаза и извинился, что не смог прийти на ужин пораньше. У него был ужасный день. Сорвалась серьезная сделка по продаже редкой скрипки Гваданьини. Он разругался со своими помощниками. Звонила Шарлотта и обвиняла его во всех смертных грехах.

Я села на пол возле него и прижалась щекой к его ноге. У меня была для него замечательная новость, но я молчала. Скажу после еды. Я ее приготовлю, и это будет замечательная, самая роскошная еда, какую я когда-либо делала. А потом, когда нам обоим станет лучше и день снова будет принадлежать нам, придет время для моего сюрприза. Не раньше.

Мы помолчали. Снова пошел дождь. Голос Хью, когда он заговорил, звучал приглушенно и тускло, словно лишился всех своих прежних красок.

— Знаешь, что я люблю? Оставить летом окна открытыми и лечь спать. Твоих щек касается легкий ветерок. Начинаешь дремать, а ветер крепчает, но тебя уже так разморило, что ты не в силах ничего с этим сделать. А потом посреди ночи тебя будит оглушительный удар. Снаружи бушует непогода, створки окна хлопают, словно аплодируют грозе. И ты встаешь — спать хочется до чертиков, но тебя уже словно током шарахнуло, и ты тащишься закрывать окна. Все вокруг мокрое: подоконник, пол… Пока ты спал, сюда задувало, и теперь тут море разливанное.

Самое лучшее — это встать у открытого окна, чтобы промокнуть. Я опираюсь о подоконник и высовываю голову наружу. Дождь хлещет в лицо, вокруг творится что-то невообразимое. Три часа ночи, кругом никого, кто мог бы это видеть. Только ты. Все это представление для тебя одного.

Я обняла и сильно сжала его ногу. Его рука опустилась мне на голову и потрепала меня по волосам. Несколько минут мы сидели не шевелясь. Единственным, что изменилось за это время, были звуки ветра снаружи. Рука Хью замерла. Дождь мало-помалу прекратился. Все застыло. Тишина была густой, как мех. Несмотря на все сюрпризы и волнения этого странного дня, следующие несколько минут были самыми спокойными и умиротворяющими в моей жизни.

Когда я наконец шевельнулась, чтобы встать, потому что у меня затекла спина, и потому что пора было готовить обед, и потому что после я смогу сказать Хью о нашем ребенке, его рука соскользнула с моей головы. Я увидела, что он спит.

Он был мертв.