Читать книгу - "Табу на любовь, или Девочка чемпиона - Алекса Гранд"

выкручивает руль, как будто ничего экстраординарного сейчас не происходит, и меня не раскладывала на части натуральная истерика. – Посетишь со мной завтра одно мероприятие, и отпущу.

Повторяет для верности, а я и поверить ему до конца не могу и одновременно боюсь скребущейся под ребрами надежды.

Глава 20

Руслан

Мысленно расчленив брата на десяток маленьких Лех, я сосредоточенно считаю удары сердца. Один, второй, третий, четвертый…

Не справляюсь с внезапно возникшей тахикардией. Торнадо, разрывающий грудную клетку, тоже не вывожу. Встаю на ноги так резко, что пошатывается мир вокруг меня, и выметаюсь на улицу.

Опаздываю, конечно. Вижу только огни фар удаляющейся тачки и оттягиваю ворот футболки онемевшими пальцами.

– Руслан. Сын.

Отец оказывается рядом. Ободряюще кладет ладонь мне на плечо и явно подбирает слова. Кожей чувствую, сейчас опять будет вести душеспасительные беседы, и невольно ощетиниваюсь.

– Что?!

– Да не кипятись ты. Подожди. Послушай, – встряхивает легонько и заставляет повернуться к нему и всмотреться в свое отражение на дне его карих глаз. Сумасшедшее. Дикое. – В каждой семье бывают трудности. Кризис одного года. Семи лет. Многие супруги их преодолевают, притираются как-то. Ты уверен, что Дарине нужно твое вмешательство?

А, может, и правда, не нужно? Вдруг нагуляется и поползет обратно к Лехе? Не ушла ведь от него до сих пор.

Правильные вещи говорит отец. Здравые. Только эти его фразы мои внутренности в мясорубке прокручивают, превращая их в сплошное кровавое месиво. Снова ориентиры сбивают, мешают белое с черным и рушат уверенность в том, что Рина не любит своего мужа.

– Я не сделаю ничего против ее воли.

Выдавливаю это своеобразное обещание сквозь зубы и со свистом выпускаю воздух из легких. Не могу больше ничего гарантировать. Не могу поручиться, что буду обходить Дарину десятой дорогой. Не уверен, что брата не трону.

Еще как трону. И челюсть сверну, и ребра сломаю, если напросится.

С трудом усмирив жгучий гнев, я все еще ощущаю, как меня шатает от девятибалльного шторма, поселившегося в душе. Разматывает, раскатывает, качает из стороны в сторону. Так что за благо я считаю вызвать такси и не садиться в таком состоянии за руль.

Расплачиваюсь с шофером и поднимаюсь к себе на автопилоте. Не раздеваюсь. Прямо в шмотках заваливаюсь на кровать и широко раскидываю руки. Как дурак, пялюсь в потолок и мучительно долго не могу уснуть.

Похабные образы на замедленной съемке прокручиваю. Представляю, как Рина ложится в постель, а Леха ее обнимает, и волком выть хочется. Хочется впечатать его башкой в стену и приложить чем-то тяжелым для верности. Чтобы каменная плита сдвинулась с груди и перестала перекрывать кислород.

Ревность – отвратное чувство. Мерзкое, гиблое, едкое. Она пропитывает все своим ядом и не дает трезво воспринимать реальность.

Вымотав себя до предела, я все-таки отрубаюсь. Правда, наутро кажется, что по мне проехалась целая танковая батарея. Во рту сухо, язык прилип к нёбу, мышцы ломит и сводит болезненной судорогой. Сердце по-прежнему частит.

Так что я наспех умываюсь. Обливаюсь холодной водой. Натягиваю первые попавшиеся штаны и футболку и спускаюсь вниз, чтобы проветрить мозги. К счастью, за окном пасмурно, ночью прошел сильный дождь, и теперь в воздухе пахнет озоном. Жалко, что мое уединение длится каких-то несчастных пару минут.

– Руслан…

– Здравствуй, Смирнова.

Последняя, кого я бы хотел сейчас встретить, это моя бывшая. Но провидению, судя по всему, с высокой колокольни плевать на мои глупые желания.

В мешковатом спортивном костюме бирюзового цвета, с волосами, стянутыми в аккуратный хвост на затылке, без грамма лишнего макияжа Юлька так сильно похожа на ту девочку, с которой мы катались на колесе обозрения, ели хот-доги в парке на лавочке и брали места на заднем ряду в кинотеатре, чтобы там с упоением целоваться.

И это раздражает. Сметает пепел с посеревших воспоминаний и задевает какие-то струны за грудиной. По крайней мере, спокойно наблюдать за тем, как Смирнова шмыгает носом и тыльной стороной ладони вытирает влагу со щек, не получается.

– Зачем ты здесь?

Звучит, наверное, грубо. Но после тяжелой ночи и нарисованной моим воображением короткометражки мне банально не хватает ресурсов на то, чтобы быть галантным всепрощающим джентльменом.

– У меня проблемы, Руслан. Я не знаю, к кому мне еще обратиться…

Вздох. Всхлип. И снова слезы градом. Твою ж мать!

– Давай поднимемся в квартиру. Там все расскажешь.

Нащупываю в кармане брелок, прикладываю ключ к домофону и пропускаю Юлю вперед, предварительно забрав из ее дрожащих рук небольшую сумку. Без яркой косметики она смахивает на школьницу, которая нуждается в крепком плече старшего брата и в том, чтобы кто-то достал носовой платок и вытер ей сопли.

Оказавшись с ней в лифте вдвоем, еще раз окидываю отстраненным взглядом шмыгающую носом девчонку. Романтических чувств к ней не обнаруживаю, но и бросить ее зареванную один на один с постепенно утихающей истерикой не могу.

Гребанный комплекс защитника, впитавшийся, наверное, с молоком матери.

– Разувайся, проходи.

Пристроив сумку в углу, бросаю коротко и устремляюсь на кухню. Хлопаю дверцами шкафчиков, чтобы заполнить звенящую пустоту, и насыпаю заварку в чайник, запаздывая с вопросом.

– Чай, кофе, сок? Есть апельсиновый.

– Можно, просто воды?

Примостившись на край стула, едва слышно произносит Смирнова и неловко теребит край свободной толстовки. Пальцев моих касается, забирая стакан, и смотрит по-оленьи жалобно.

– А помнишь, как мы…

– Хватит, Юль. Тормози, – прерываю ее