Читать книгу - "Сахарная кукла - Соро Кет"

То был четверг.

Не знаю, почему так точно запомнила. То был не первый наш секс, не третий… Даже не пятый.

В тот день случилось то, к чему уже давно шло.

Джессику увезли в больницу.

Лечить весеннее обострение ларингита. При помощи галоперидола и диазепама.

Открыв нараспашку кухонную дверь, я полной грудью вдыхала теплый и влажный воздух. Он касался кожи, как паутина. Чайки выли от счастья, паря над речной волной. На мне была одна из старых рубашек Филиппа. Я носила их вместо утреннего халата. Джессика в это время была обычно не в состоянии отличить рубашку от холодильника и не возражала.

Когда я входила к ней по утрам, молясь чтобы она захлебнулась рвотой, она лишь хныкала и просила ибупрофен.

Она пила на износ, и семья это позволяла. Джессика была паршивой овцой, внесенной в Красную Книгу. Никто не хотел возиться с ней, все ждали, когда ее тело само не выдержит. Каждое утро прежде, чем пойти в школу, я надевала одну из старых рубашек Филиппа, мыла пол в ванной, мыла Джессику, потом укладывала ее в постель, давала снотворное и бросала рубашку в стиральную машину.

Я заливала ванну дезинфицирующими средствами и настежь открывала окно. Кисловатая вонь разъедала ноздри. Мерещилась, как бы тщательно я потом не мылась.

Сначала Джессика особо не утруждалась; но после третьего испорченного ковра, Филипп ухватил ее покрепче за волосы, – как раньше делал Ральф, вот только не ремень с себя снял, а натолок в лужу рвоты. Прямо лицом, как нашкодившую кошку. И Джессика сразу, сразу все поняла.

Она обладала удивительным для чокнутой шестым чувством, позволяющим ей выживать вопреки всему. Словно какая-то сила внутри нее, включала в важные моменты сознание и Джессика принималась с чувством, толком и расстановкой отвечать на вопросы лечащего врача.

И врач разводил руками.

– Она – нормальная! Абсолютно!

Его примеру следовали другие врачи. Ее желудок почти не принимал никакую твердую пищу. Ее печень была угроблена. Ее почки были работали с перебоями… но Джесс не просто была жива. Она была красива! Даже валяясь в рвоте на голом покрытой плиткой полу, она выглядела как роза, выпавшая из девичьей прически.

Чтобы не огрести от Филиппа, она пила теперь прямо в туалете. Там же блевала. Там же и вырубалась.

Входя к ней, я думала: не обвешаться ли мне чесноком? Человек не мог так пить и так выглядеть. Она пугала меня сильней, чем пугала в детстве, когда в ее глазах менялось вдруг выражение и пальцы, гладившие меня по щеке, вдруг начинали выворачивать ухо.

Теперь в ее глазах ничто не менялось. Пустые и чистые они смотрели сквозь меня, как будто не видели. «Ларингит» опять вступал в силу… Посовещавшись с Лизель, как раз гостившей у Маркуса, мы вызвонили врача.

То был вечер среды…

В четверг я по привычке встала пораньше и поднялась наверх.

Из комнаты пахнуло дезинфицирующим средством, немного выдохшимся за ночь, полиролью для мебели и свежим воздухом с Эльбы. Похоже, я забыла закрыть окно. Постельное белье было убрано, занавески сняты, покрытый пятнами матрас был последним свидетельством того, что в комнате жили.

Не помня себя от радости, я сбежала по лестнице и распахнула кухонную дверь. Солнце брызнуло мне в глаза. Заклятье пало, ведьма ушла. Негромко напевая себе под нос, я приготовила завтрак и включила кофеварку. Я не имела понятия, дома ли Филипп. Я знала только: Джессики больше нет!

И одно только это знание придавало мне силы жить.

– Я свободна! – сказала я голосящим чайкам.

– Размечталась, – сказал за спиной Филипп.

В пижамных штанах и тонкой белой футболке, он выглядел лет на пять моложе. Как сопляк. Привстав на цыпочки, – футболка туго облепила его тренированный торс, – Филипп вытянул руку и достал чашки. Обернулся ко мне. Я нервно сглотнула, заставив себя моргнуть.

Не сводя с меня змеиного взгляда, Филипп улыбнулся и чуть набычился, словно на прицеле держал.

– Такое чувство, я тебе нравлюсь.

Я не ответила. Губы чуть приоткрылись. Я силой воли закрыла рот.

С последнего раза, когда все было «точно в самый последний раз!», прошло четыре недели. Отмывая Джессику в ванне, борясь с искушением ее утопить, я думала: на кой мне все это? День за днем, ночь за ночью? Ради чего?

…В ту ночь, когда он совершил «сделку века», а Джесс прогнала меня, я вся в слезах позвонила Ферди и попросила его отвезти меня к Маркусу. И по дороге выложила все. Он клялся, что ничего не скажет своему брату… Но, разумеется, все сказал. Настоящий друг!

Маркус был в мастерской, когда Фил приехал. Дом вибрировал от Вивиальди и мы занимались любовью, сбросив одеяло на пол, чтоб кровать не скрипела. Вивальди сменился Моцартом. Я рыдала в расстегнутую рубашку Филиппа. Он молча целовал меня в голову.

– Теперь ты понимаешь, почему я так вскипел тогда? Почему на тебя сорвался из-за Ральфа? – спросил он, зарывшись пальцами в мои волосы. – Она умеет так влезть под кожу, что начинаешь думать, Джессика – твоя часть. И эта часть не может желать тебе чего-то плохого… И она говорила мне, что подозревает. Она не чокнутая. Она притворяется такой…

– Давай условимся, – попросила я. Губы еще горели от поцелуев и чуть саднили. – Давай условимся, что прежде, чем поругаемся, мы сначала поговорим.

– Не будет никаких «мы», – сказал он. – Тебе шестнадцать, Верена! Я не хочу, чтобы ты закончила, как она!.. А ты закончишь, если будешь со мной.

– Тогда зачем ты пришел?!

– Затем же, зачем ты меня впустила… Но это – в последний раз!

И он держался аж четыре недели.

Я надевала его рубашки. Это было единственное, что я могла с него получить. Сам Филипп почти что не появлялся дома. Зато в светской хронике появлялся. И промывая длинные волосы Джессики, испачканные желудочной слизью и желчью, я понимала: прямо сейчас, Филипп с другой, взрослой. Развлекается. А я теряю время, пытаясь оттянуть невозможное.

Миг, когда мне придется съехать отсюда.

Достаточно было лишь одного звонка. Но я все тянула. Звонок означал, что все будет кончено. Звонок означал уход с поля боя. Финальную сцену. Занавес. Когда я навеки рассталась с Ральфом, я была еще маленькой. Не знала, как будет тяжело.