Читать книгу - "Ее лучшая роль - Роберта Ли"

— У вас, наверное, пальцы отваливаются, — сказал он с легкой улыбкой. — Почему бы вам не работать немного помедленнее.

— Я хотела закончить ее побыстрее. Если вы подождете буквально минуту, вы получите законченную рукопись.

Он присел на ручку кресла и, закурив сигарету, ждал, пока она кончит печатать, вытащит из машинки последний лист и, приложив его к остальной пачке, передаст ему напечатанные листы.

— Прошу. Пьеса, к вашим услугам!

— Благодарение Небесам, она закончена! — Он перелистал страницы. — Если я немедленно отвезу ее на Куин-стрит, то смогу заставить Билла отпечатать для меня типографски дюжины две экземпляров. Тогда в пятницу можно будет начать репетиции.

— Так быстро?

— В театре так дела и делаются. Одна пьеса сходит, другая приходит. Надеюсь только, что эта будет счастливее, чем последняя, которую они ставили в «Маррис-театре».

— Я тоже надеюсь. — Она чихнула. — Вы над ней крепко поработали. — Она снова чихнула.

— Вы тоже поработали. — Он пристально посмотрел на нее. — Идите домой и поспите, а завтра возьмите выходной.

— Спасибо. — Голос ее через носовой платок звучал глухо. — Я весь день как дурная, чувствую себя ужасно.

— Ради бога, почему вы ничего не сказали? Вы, наверное, простудились в субботу.

Она шмыгнула носом:

— Я не хотела вас подводить.

— Какое самопожертвование! Давайте берите пальто, и я отвезу вас домой.

Чувствуя себя слишком плохо, чтобы спорить, Энн повиновалась, и Пол бесцеремонно запихнул ее в машину. Через пять минут он подъехал к се дому и выключил мотор.

— Есть кому позаботиться о вас?

— Да, спасибо. Хозяйка очень добрая.

— Поэтому я вас с самого начала сюда и отправил. Мисс Финк о ней очень высокого мнения.

Энн зашевелилась.

— Кстати, а как ее здоровье?

— Ей лучше. Сегодня утром я получил от нее записку, она пишет, что надеется вернуться через месяц.

— Означает ли это, что вы предупреждаете меня об увольнении?

Он повернулся и стал пристально изучать ветровое стекло. Дождь забрызгал его, и он включил мотор, чтобы заработали «дворники». Они задергались туда-сюда, перегоняя струйки воды с одного края на другой. Он открыл ящичек под панелью и достал пачку сигарет. Закурил — и в воздухе поплыл голубой дымок.

— У меня недостаточно работы для двух секретарей. А мисс Финк работает у меня дольше вас.

— Я понимаю. Спасибо, что предупредили заранее. Я смогу поискать что-нибудь еще.

— В качестве секретаря?

Она заколебалась, вспомнив, что обещала родителям рассказать ему правду, как только пьеса будет закончена.

— Я хочу вам кое-что объяснить. — Она глубоко вздохнула. — Относительно себя.

— Нет, не сейчас, вы слишком устали.

— Но я должна. — Она закашлялась, и он, выйдя из машины, открыл ей дверцу:

— Давайте, Энн, вы не можете сидеть здесь и сморкаться. Что бы вы ни хотели сказать, подождет до вашего выздоровления.

Он взял ее сумочку, достал оттуда ключ от входной двери и вставил в замок.

— Отправляйтесь прямо в постель, выпейте что-нибудь горячее с аспирином. Если утром не станет лучше, вызовите врача.

Энн смотрела, как он спустился по ступенькам, влез в машину и уехал. Потом она заперла дверь за собой и дошла до шоссе. Она знала, что в ближайшие дни, в крайнем случае недели, распрощается с ним, но чувствовала себя слишком усталой, чтобы думать об этом расставании.

Уныло шмыгая носом, она остановила такси и назвала адрес родительской квартиры.

Десять дней Энн была прикована к постели. Дрожа то от холода, то от жара, она отболела весь положенный простуде срок, но, выздоровев, оказалась в такой глубокой депрессии, что никак не могла окрепнуть телом и духом. Она знала, что пьесу начали репетировать, но радости ей это не доставляло, потому что понимала, что ей неизбежно придется выяснять отношения с Полом. Она страшилась его непонимания, опасалась, что расплата за обман будет слишком тяжелой.

Было унылое субботнее утро, когда Энн первый раз встала и на слабых, подгибающихся ногах прошла в гостиную. Родители сидели перед огнем, белокурая головка матери прислонилась к седой голове отца. Это была картина такого семейного счастья, что она почувствовала себя лишней. Хотя, как только они увидели ее, это ощущение рассеялось.

Анжела вскочила на ноги:

— Дорогая, ты не должна вставать с постели. Я собиралась принести тебе чаю.

Энн опустилась на кушетку.

— Мне надоело быть в моей комнате. Она нагоняет на меня тоску.

— Это пройдет, когда тебе станет лучше.

— Наверное. — Она беспокойно посмотрела на отца: — Как идут репетиции?

— Разве Пол тебе не рассказывал?

— Он не знает, что я здесь. Я отправила ему записку, где написала, что побуду у своих друзей, пока мне не станет лучше.

Отец внимательно посмотрел на нее. Какая-то мысль мелькнула в его глазах, и он мгновенно преобразился:

— Что ж, надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь.

— Мне все равно, как я выгляжу, — равнодушно ответила она и замолчала, когда отец, поднявшись на ноги и двинувшись вперед, сгорбился, вытянул лицо и стал выглядеть усталым и понурым: одним словом — портрет неудачника.

— Знаешь, не важно, как ты выглядишь. Важно то, что у тебя на душе. Ты сказала, что не любишь меня, потому что меня зовут Фрэнк.

— Я буду ненавидеть тебя, как бы тебя ни звали!

С какой яркостью вспыхнули эти слова в ее памяти! Энн знала каждый жест, каждую улыбку, каждый поворот головы. Ее голос стал тише, зазвучал страстно.

— Ах, Фрэнк! Как ты мог врать мне? Я никому на свете не верила, пока не повстречалась с тобой…

В тишине часы пробили четыре, сноп искр рассыпался в камине. Лори отступил назад и оглядел свою дочь:

— Я вижу, ты знаешь ее наизусть.

— Каждое слово.

Он снова сел.

— Мне бы хотелось, чтобы ты пошла со мной и посмотрела на репетицию. Последняя сцена не очень идет.

Сердце Энн подпрыгнуло.

— Из-за Сирины?

— Да. Но я больше не скажу ни слова, пока ты сама не посмотришь.

— Я поеду с тобой в понедельник.

— Но Энн слишком рано выходить на улицу, — вмешалась мать. — Нельзя ли подождать еще хоть несколько дней?

— К понедельнику мне будет лучше, мама. Не волнуйся.

В воскресенье Энн позвонила Полу сказать, что ей лучше, и спросить, должна ли она на следующий день быть прямо в «Маррис-театре». Его не было дома, и она поговорила со Смизи, передав, что, если он не против, она завтра поедет прямо в театр. Пол не перезвонил ей, и в десять утра в понедельник она шла по затемненному залу «Маррис-театра». В полумраке тускло проблескивало потемневшее золото амуров и гениев, украшавших стены, и проглядывали ряды плюшевых кресел с поднятыми сиденьями.