Читать книгу - "Поцелуй сирены и первобытные хищники - Елена М. Рейес"

Он сердит. Купается в ревности. Все это исходит от него, смешиваясь с его и без того гнилостным запахом — сочетание щекочет мой нос.

Меня это тоже забавляет, и после последних нескольких дней я это ценю. У меня становится тепло на душе. И в духе хорошего хозяина я принимаю несколько решений.

— Верис, переведи этих двоих напротив него в чистую камеру. Я хочу, чтобы их накормили, предложили принять душ и дали матрас и одеяло, чтобы они могли лечь.

Как только мой бета уходит, чтобы сделать то, что мне нужно, я в последний раз взмахиваю мечом, полностью отрезая ухо этому засранцу. Оно приземляется рядом с его коленом после небольшого подпрыгивания, вызывая мой сердитый взгляд. Как это ни прискорбно.

— Есть проблема?

15

КАЙ

Она снилась мне прошлой ночью.

Грустная. Несчастная. Моя сирена звала меня, ее голос трескался, как хрупкое стекло.

Что-то причиняло ей боль, и каждый крик разрывал мою грудь, оставляя после себя зияющую рану. Ее боль была моей, и я чувствовал это так, словно получил тысячу ударов плетью, и каждый из них окунули в кислоту.

Мне хотелось прикоснуться к ней. Успокоить ее.

Нерисса была там, всего в нескольких шагах от меня — ее волосы веером рассыпались, как чернильно-черный ореол, а хвост переливался самыми красивыми оттенками пурпурного, голубого и мягкими оттенками розового.

Моя прекрасная, печальная русалка.

Я поплыл к ней. Мои мышцы горели, руки рвались сквозь течение изо всех сил, и все же этого было недостаточно. Потому что независимо от того, как быстро и сильно я себя заставлял, она была просто вне досягаемости.

Ускользала все дальше.

Уходя в тень.

Покидая меня.

Я проснулся весь в поту, моя грудь вздымалась, а член пульсировал в такт учащенному сердцебиению. Распухшая головка была чувствительной, она волочилась по хлопчатобумажной простыне с каждым рывком и оставляла следы предварительной спермы в доказательство моей потребности.

В этом тоже нет покоя.

Я все еще напряжен, скучаю по ней, и меня преследуют непролитые слезы в ее глазах до того, как море скрыло свою принцессу.

— Я найду тебя, маленькое сокровище. Я приведу тебя домой, — стону я пустой комнате, снова проклиная этот гребаный камень.

Он никогда не был подарком, а пустой привязью.

Встав с кровати, я крадусь в ванную. Мной овладевает неугомонная ярость; Я скоро уезжаю, но каждое тиканье часов кажется вечностью, и разлука отдается болью в моих костях. Пары не должны долго оставаться друг без друга, особенно новообретенные. Я кладу руки на стойку, низко опускаю голову и набираю воздух в легкие. Вдох. Выдох. Вдох.

Глубокий рокот вырывается из моей груди, и я поднимаю глаза, ловя свое отражение. Я больше зверь, чем человек: глаза медово-золотистого цвета, волосы влажные от пота, а мышцы подергиваются от сдерживания.

И тут я это уловил.

Мягкий. Яркий. Невозможный.

Цветы апельсина.

Аромат проник внутрь, как лезвие, острое, сладкое и мое, точно пронзая меня насквозь. Моя голова поворачивается к окну, затем я, спотыкаясь, бреду к нему, открывая его шире. Теперь он сильнее. Аромат ни с чем не спутаешь.

— Твою мать, — стону я, мой член набухает до боли, когда мой взгляд останавливается на четырех новых кустах. Они новые. В полном цвету. Белые цветы ярко распускаются под лучами раннего утреннего солнца.

Моя вилла была построена для нее, для того дня, когда я найду свою пару. Частная. Уединенная. Никаких соседей или помех; моя стая знает, что лучше не вторгаться на эту территорию, если только нет крайней необходимости или смерти, и все же кто-то их подбросил, и это приятный сюрприз.

Низкое рычание вырывается из моей груди, член истекает перед оргазмом, и я выбегаю из комнаты. Там есть душ на открытом воздухе, который я пристроил несколько лет назад, построенный для удобства после долгой охоты или грязных путешествий. Мне легче отмываться, не оставляя следов крови или грязи в доме — мне это тоже нравится.

Свобода. Открытый воздух.

Однако сегодня вечером это похоже на благословенное проклятие.

Часть стены вокруг него прикрывает меня от верхней части тела до голеней, а открытая сторона обращена к моим новым растениям. Мой нос дергается, и я улыбаюсь, когда до меня доносятся слабые остатки чужого запаха. Она также оставила маленькую лопатку с ручкой в цветочек.

Я поблагодарю маму позже.

Ветерок проносится по моему заднему двору, стирая последние следы маминого запаха и окутывая меня запахом Нериссы, когда я включаю душ. Сразу же на меня обрушивается холодная вода, ударяющая по моей коже, но она никак не охлаждает меня. Мои руки упираются в стену, вода каскадом стекает по моей разгоряченной плоти, и все же она цепляется за меня.

Моя сирена. Моя пара.

— Боги играют со мной, — шиплю я сквозь стиснутые зубы, и ее запах усиливается, как будто они соглашаются.

Она погружается в мою кровь — я почти чувствую ее вкус в воздухе — и мой член резко, болезненно дергается. Мой узел уплотняется, когда морской бриз смешивается с цветами апельсина.

— Черт, она нужна мне. Эта хорошенькая маленькая киска крепко обхватила бы меня.

Мой член снова пульсирует, толстый и требовательный, и я обхватываю его кулаком. Язвительный звук вырывается из моего горла от соприкосновения, не от удовольствия, а от ярости. Я хочу, чтобы ее руки были на мне, а не мои собственные, но мое тело предает меня. Нуждающее. Ноющее. Игнорированное.

Я дергаю сильно, каждый толчок безжалостен, как наказание. Мое дыхание учащается, а зубы обнажаются, когда я представляю ее прижатой ко мне, ее рот открыт, тело дрожит, когда я скачу на ней жестко и без паузы.

Я возвращаюсь к той ночи в джунглях, когда ее тело было прижато к моему, а эти прищуренные фиалковые глаза смотрели на меня с желанием. Как она обхватила меня ногами за талию, ее острые ногти впились в мою кожу, и эта божественная пизда сжала меня, как тиски.

Узкая. Розовая. Горячая.

— Черт. — Я кончаю с диким рычанием, мое освобождение изливается горячим и густым четырьмя резкими толчками.

Они приземляются у стены дома, затем соскальзывают вниз и исчезают в траве внизу. Я ударяюсь лбом о руку, поддерживающую меня, грудь вздымается, дыхание прерывистое.

Но даже опустошенный, я все еще испытываю боль.

Ничто не насытит меня по-настоящему, кроме моей пары. Боль в моем все еще набухшем узле — доказательство этого.

Заставляя себя выпрямиться, я умываюсь и ополаскиваю свое тело. Я на автопилоте, движения механические, когда возвращаюсь голышом внутрь и