Читать книгу - "Повеса в моих объятиях - Селеста Брэдли"

— Нет, я так не думаю. Воровство — это порок. Но наказание должно быть полезным, для всех. Скажем… пусть он чистит Гектора каждый вечер до конца нашего путешествия.

Пруденс едва не рассмеялась, да и рассмеялась бы, пожалуй, если бы едва не расплакалась от облегчения.

— Но для Эвана это никакое не наказание!

— И тем не менее это довольно сложная работа, которая позволит ему на досуге подумать над тем, что он сделал. Разве не в этом суть наказания?

Это было настолько похоже на слова ее отца, что Пруденс не нашлась что ответить. Она смогла лишь коротко кивнуть и опустила глаза, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Как же повезло этой чертовке Шанталь!

— Но остается другой вопрос: что мне делать с вами?

Пруденс удивленно посмотрела на мистера Ламберта, который смотрел на нее как-то уж очень официально.

— Что… что вы имеете в виду, сэр?

— Вы были сильно напуганы, когда возвращали мне кольцо. Неужели вы действительно думали, что я швырну вас и Эвана в ближайшую тюрьму?

Пруденс смотрела на свои руки, нервно перебирая пальцами.

— Но ведь могло случиться и такое, сэр.

Его теплые пальцы взяли ее за подбородок и подняли ее лицо, заставляя смотреть в удивительно зеленые глаза. Пруденс надеялась, что мистер Ламберт не заметил, как она вздрогнула от его прикосновения.

Но взгляд его был добрым. В уголки его глаз набежали морщинки, хотя больше он ничем не выдал улыбки.

— Таким образом, мисс Филби, вы доказали не только свою честность, — мягко сказал он, — но и свою храбрость. — Спасибо, что доверились мне. Я, вне всякого сомнения, постараюсь ответить вам тем же.

И, сказав так, мистер Ламберт пошел к Гектору, чтобы снять Мелоди с его спины. Пруденс же осталась стоять как вкопанная, ибо только что на ее глазах случилось нечто очень, очень странное. Мир перевернулся.

Ибо мир уже не был целиком и полностью против нее.

Оставалось лишь наслаждаться неслыханным подарком. Внутри ее всколыхнулось что-то совершенно новое.

А что, интересно, сказал бы мистер Ламберт, узнай он, что она не та, за кого себя выдает?

По сельской дороге ехала группа всадников, поднимая облако пыли. Поля по обе стороны дороги были зелены, свежи и пустынны, за исключением белых спин овец да старой каменной стены, тянувшейся за горизонт.

Но всадники не вертели головами, наслаждаясь пасторальным пейзажем. Внимание их всецело было поглощено дорогой, простиравшейся перед ними. Чем скорее они найдут женщину, за которую назначена награда, тем скорее вернутся к своим делам.

Лишь один человек озирался по сторонам. Он сильно отстал от основной группы всадников, даже пыль из-под копыт их скакунов не мешала его путешествию. Взгляд его был въедлив, выхватывая из пейзажа все нужные детали, словно взгляд хищника.

Он был главным, и никто из шайки не смел, ему перечить. А последним он ехал, потому что даже к своим собственным людям боялся повернуться спиной.

Пожалуй, даже в первую очередь к своим людям — отпетым негодяям, которые на любой вызов отвечали дюжиной пуль. Отличные подельники, но не лучшие попутчики в дальней дороге.

Стук копыт стал менее ритмичным, и клубы пыли прибились ближе к земле. Тот, что ехал позади, тут же натянул поводья, встревожено вглядываясь вперед. Легкий ветер быстро развеял пыль, и он увидел, что всадники сгрудились круг чего-то. Мелькнула светлая ткань, раздался женский крик. Замыкающий поморщился, но он знал, что лучше дать мародерам завершить свое дело. Это не займет много времени.

Замыкающий развернул лошадь и съехал на тропку, ведущую к низкой каменной стене, что тянулась неподалеку, проехав сотню ярдов в глубь поля, он остановился и принялся ждать.

Со своей позиции ему хорошо было видно, что головорезы поймали посреди дороги трех женщин. Одетые в яркие юбки и блузы, они все же не походили на цыганок из табора. Впрочем, и на фермерских жен тоже. Возможно, проститутки. Или актеры. А возможно, то и другое.

Ему стало немного любопытно, не настолько, однако, чтобы ехать и проверять. Ему не было никакого дела до других женщин, поскольку его мысли целиком и полностью занимала одна-единственная. От нетерпения он пришпорил коня, и тот принялся гарцевать.

Раздался гром приближающейся грозы, и седок поспешил успокоить лошадь. Когда замыкающий снова посмотрел на дорогу, он увидел, что к его головорезам на большой скорости приближается всадник на огромном белом коне.

Когда же всадник подъехал вплотную к группе, стало видно, что и сам седок под стать своему скакуну.

Конь врезался в группу его людей, а всадник по инерции вылетел из седла, точно камень, запущенный в пруд.

Замыкающий с нескрываемым презрением наблюдал за нарастающей сварой. Теперь не избежать потасовки. Кого-нибудь, без сомнения, ранят, что приведет к дальнейшим проволочкам.

Щелкнув хлыстом, замыкающий направил лошадь к толпе на дороге. В последний момент он натянул поводья и принялся хлестать своих людей, отгоняя их от здоровяка, откровенно раздраженного тем, что кто-то позарился на его женщин.

На этот раз он был беспощаден и гонял своих людей до тех пор, пока те не вскочили в седла и не припустили по дороге. Никаких более задержек.

Ничто не должно отвлекать его от нее.

Большого Джона Бейливика, самого крупного в команде обслуживающего персонала клуба «Браунс», звали, как правило, когда нужно было передвинуть старую мебель в подвале или когда малышка Мелоди начинала шалить, и некому было с ней поиграть. Это был человек, который не боялся ничего и никого, кроме, разумеется, мистера Уилберфорса.

Большой Джон Бейливик закрыл глаза и помолился во спасение.

Это не конь, а сплошная проблема. Это был единственный жеребец под рукой у Уйлберфорса, который мог вынести на себе Бейливика. Конюх называл его Балтазаром.

— Это, скажу я тебе, братец, лучший конь на свете, так-то!

Эта кличка напрягала слух простого парня, каким, бес сомнения, являлся Бейливик, но даже он догадался, что «Балтазар» означает «Демон».

Это был настоящий монстр, сверкающий белый призрак с красными ленточками, вплетенными в гриву. Бейливик оставил ленточки, поскольку рассудил, что Мелоди обрадуется, когда увидит его на таком нарядном коне.

Сейчас ленточки развевались на ветру и больно хлеста ли его по лицу. По щекам Бейливика текли слезы. Он не плакал, разумеется, вот еще!.. Бейливик никогда не плакал, Виной тому были скорость и встречный ветер.

Балтазар признавал только два способа передвижения; едва переставлять ноги и кавалерийский галоп. И если он решил плестись, то ничто на свете не могло заставить его прибавить шагу, зато если этот зверь пускался в галоп, то остановить его было невозможно. Причем предпочитал Балтазар первый способ, и никакие уговоры Бейливика не могли разжалобить его и заставить прибавить ходу. И когда Бейливик, смирившись, начинал присматривать таверну, чтобы перекусить и заночевать, Балтазар ни с того ни с сего вскидывал голову, прядал ушами и, издав боевой храп, рвался вперед, разрывая землю копытами размером с блюдо.