Читать книгу - "Четыре четверти. Взрослая хроника школьной любви - Александр Юк"

Маша соскочила с дивана, забыв про свою хромату, и пошла на кухню. В зачарованном лесу она как-то и думать не думала о еде. Сейчас же голод подкрался неслышной кошкой и принялся царапать коготками желудок, требуя законного. Судя по тому, что на кухне навалена была лишь гора грязной утренней посуды и немытых чашек, похоже было, что никто сегодня не обедал. Маша включила газ и, поставив греть воду, стала вытаскивать кастрюли и сковородки. На шум прибежала Инга. Прикрыв за спиной дверь, она зашептала:

– Подожди. Положи все на место.

– Почему? Я безумно хочу есть. Вы сами-то не обедали? Я приготовлю всем. В Питере у нас существовало золотое правило: первый проголодавшийся и невыдержавший голода готовит на всех.

– Жестокое правило.

– Зато очень экономное. И дежурных не нужно.

– С нашими мальчиками мы так либо ножки протянем, либо из кухни не вылезем. Тебе еще не надоело: всем приготовь, накрой, убери, посуду помой? А мальчишек вечно не допросишься. Все, на что способны, – ведра выносить. Посмотрим, что они станут сами делать!

– Значит, бастуем?

– Бастуем. Ты сможешь еще потерпеть? Сходи на веранду, там припрятаны остатки торта для вас.

– Так вы что, и Маму-Олю не покормили?

– Чай с тортом попили. Она сказала, что не страшно, но эксперимент должен быть чистым.

– Ну, вы даете…

В этот момент дверь на кухню приоткрылась, и в проеме показалась рыжеватая лошадиновская голова:

– Вы что здесь, секретничаете? Девочки, а как насчет пообедать?

– Мы не голодны. Пойдем, Маша.

В гостиной, куда вернулись подруги, игра постепенно угасала. Мальчишки теряли интерес, терпя поражение за поражением. В этот момент в дверях маленькой комнаты показался Монмартик:

– Надюша, так что, твои часы снова остановились?

– Как видишь, твой последний ремонт им не слишком помог.

– Я давал гарантию на сутки. А они проходили двое. Ладно, не все потеряно, я добыл инструмент, – Женя гордо вынул из-за спины ржавый разводной ключ, а в другой его высоко поднятой над головой руке сверкнули маленькие круглые часики, на тонком кожаном ремешке. Гаврош, как ошпаренная, выскочила из-за стола, деревянный стул с грохотом перевернулся, повалился на пол:

– Монмартик, положи!.. Положи немедленно! Я тебе запрещаю к ним прикасаться…

– Что ты так разволновалась? Я же сказал, что починю… Не надо… не подходи… Не подходи, хуже будет!

Гаврош выбиралась и никак не могла пробраться сквозь ребят, через опрокинутый стул. Женька быстро положил свой трофей на край столешницы и размахнулся разводным ключом:

– Надя! Еще шаг и всё…

В последней тщетной попытке Гаврош рванулась через стол… но еще раньше тяжеленный ключ опустился на хрупкие часики. У ошеломленных, застывших ребят все стоял в ушах звук этого удара, поглотивший жалкий хруст лопнувшего стекла. Испуганный и ничего не понимающий, вылез из-под стола Макс, и никому из мальчишек даже не пришла в голову мысль, что он там делал. Максим посмотрел на ошарашенные лица ребят, на спокойное ледяное лицо Монмартика, стоящего с видом человека, до конца выполнившего свой долг, и вытащил из-под ключа расплющенные обломки. Он покрутил их в руке и вдруг рассмеялся звонким заразительным детским смехом. Макс пытался что-то произнести сквозь смех, но что именно, разобрать было невозможно, и он протянул ребятам останки часов. Но даже теперь те не сразу разглядели изуродованную пластмассу обыкновенных игрушечных часиков, которые за десять рублей можно купить в любом магазине детских товаров.

– Ну, Монмартик, ты меня до Кащенко доведешь, – вытирая выступившие от смеха слезы, с трудом выговорила Наташка.

– Надь, так можно я их попробую реанимировать? – спросил Женька, доставая из кармана маленькие дамские часики без браслета.

Та только махнула рукой: делай что хочешь.

– Ну, ты даешь! Думаю, Гаврош запомнит эти часики на всю жизнь. И на пенсии будет рассказывать внукам, – Лошак вернул Монмартику пластмассовую лепешку, вдавленную в честный кожаный ремешок от Надькиных часов.

– Мы не состаримся, пока не перестанем совершать поступки, о которых будем рассказывать в старости, – изрек Женька.

– Ты сегодня прямо философ, – Маша незаметно погладила его по руке, проходя мимо.

Женькина выходка разогнала ребят. Девчонки ушли в свою комнатку, где Монмартик, вооружившись ножом и вилкой, уже ковырялся в разобранных мелких детальках. (Надя демонстративно села к нему спиной.) Через какое-то время на кухне захлопала дверца холодильника, загремела посуда. Первой не выдержала Олька:

– Они ж сейчас пожрут последние консервы.

Инга силой усадила ее на место. Вскоре из щелей в перегородке потянуло горелым. Теперь вскочила Леночка, и Инге опять пришлось призывать к выдержке. Маша не могла избавиться от впечатления, что Мама-Оля незримо присутствует здесь и управляет всей интригой. Это было очень в ее духе: не предлагать готовых решений, а только задать ситуацию, поставить ребят перед необходимостью выбора. А выбор, он всегда есть в жизни. Это неправда, когда говорят: нет выбора. Выбор из одного варианта не бывает – просто бывают варианты, которые нам не нравятся.

Девчонки сидели тихо, прислушиваясь к происходящему за стеной. Вадик прикрикивал на Лошадинова:

– Лошак, ты макароны ставил варить? А ты их сначала продул?

– А разве нужно? Мне никто не сказал. Откуда я знаю…

– Ну вот, вытаскивай и сейчас продувай, а то слипнутся, и будет лапша.

– Дик, у нас еще оставалась замороженная пицца «салями»?

– С какими еще алями?

Девчонки не выдерживали, зажимали руками рты и зарывались лицами в подушки. Наконец, в комнату зашел весь вспотевший Дик с торжественным приглашением:

– Не изволите ли оттрапезничать с нами, достопочтенные дамы? Прошу всех поспешить. Все горячее и обильно полито мужским потом.

Девичья забастовка завершилась полной и безоговорочной капитуляцией сильной половины. Оставалось лишь закрепить в постановлении очередного ночного судебного заседания принципы равноправия полов.

– Женя, тебе что, особое приглашение нужно? Ты обедать собираешься? – обернулась уже в дверях Наташа.

Монмартик оторвался от своих занятий с часами, но с места не сдвинулся:

– Нет, спасибо. Я пока не проголодался.

Кажется, лишь теперь он начал, наконец, понимать весь подтекст происходящих событий. До этого он так был занят своими мыслями, своими делами, что в том радужном настроении, в котором он пребывал, не оставалось места заботам о хлебе насущном. Маша подошла к нему и тронула за плечо:

– Женя, ты чего? Мы же целый день ничего не ели. Пойдем.

Монмартик подождал, пока все выйдут из комнаты, и спросил: