Читать книгу - "Любовь без рецепта, или История Нади Шараповой, родившейся под знаком Девы - Елена Ларина"

Тетя Валя обитала в типовом панельном доме на проспекте Гагарина. Я не сразу отыскала нужный мне корпус, дорогу спрашивать постеснялась, да и побоялась — вдруг кто-нибудь поймет, что я приезжая, и увяжется… Звонить тетушке тоже пока не стала — не хотелось выглядеть тетехой этакой, которая в трех соснах заблудилась. Решила, что сама справлюсь — первое приключение Надежды Шараповой в большом городе.

Поплутав по грязным дворам и помойкам, я наконец углядела нужный номер и шмыгнула в парадную, сопровождаемая взглядами старушек на скамейке.

Не без некоторого трепета нажала на кнопку звонка.

Дверь распахнулась почти сразу, словно тетушка стояла за ней в ожидании гостей. Седые волосы, легкие, как пух, серые водянистые глаза за толстыми стеклами очков осмотрели меня с ног до головы.

— Надя? — спросила она чуть дребезжащим голосом. — Проходи!

После смерти мужа тетя Валя проживала одна в трехкомнатной малометражке, если считать за комнату каморку возле кухни. Именно этот закуток и был отведен мне. Помимо тети Вали, в квартире обреталась собака — совершенно бесподобная животина — по кличке Макс. Порода — надворный советник. Тетя обзавелась им после смерти мужа, кто-то же должен был скрашивать ее одиночество. Во двор, покалякать со своими сверстницами на скамеечке, она выбиралась редко из-за больных ног, да и гостей не принимала. Потом я поняла, что, пустив меня в свою квартиру и жизнь, тетя Валя пошла на определенную жертву — если не для меня лично, то для брата.

Она долго вглядывалась в мое лицо, словно ища семейные черты, что-то такое обнаружила и довольно кивнула. Остаток первого вечера был посвящен знакомству с огромным внушительным альбомом, который без моей помощи тетке было не стащить со шкафа. После того, как пыль была стерта и мы все, включая Макса, вдоволь начихались, начался долгий рассказ о моих славных предках по отцовской линии.

Мое генеалогическое дерево привело бы в восторг любого Мичурина — кого здесь только не встретишь — и деревенский кузнец, и купцы, и мастеровые… Чиновники и военные. Был даже один писатель, очень известный в свое время, по словам тети Вали, хотя я лично впервые слышала такую фамилию. Все это было для меня ново. Отец не часто распространялся о своей семье, считая, что это дела давно минувших дней, не заслуживающие особенного внимания.

Тетя Валя, выходит, была хранительницей домашнего архива. Еще один плюс в пользу женщины, которую с подачи матери и ехидной Ленки я готова была считать едва ли не исчадием ада. Вот еще одно лишнее доказательство — нельзя судить о людях, не узнав как следует. Впрочем, маму можно понять — вряд ли ей хотелось узнать поближе ту, что пыталась помешать их с отцом семейному счастью. Да и отец не стремился примирить их — это тоже, по его мнению, не имело большого значения. Мужчины вообще склонны не обращать внимания на очень важные вещи.

Тем не менее мы с тетушкой вполне поладили — вопреки Ленкиным ехидным прогнозам. Правда, кое в чем сестрица оказалась права: на меня с первого же дня были возложены обязанности по уходу по дому. Походы по магазинам, в прачечную, по аптекам — тетя Валя страдала мигренью, желудком и еще десятком надуманных болезней, от которых принимала, тем не менее, вполне реальные таблетки и микстуры. Я против лекарств ничего не имею и все время в запасе имею аптечку — мало ли что, но тетушка употребляла их сверх меры. Я пробовала объяснить ей, что таким образом она может только навредить себе, но, как и следовало ожидать, слушать она меня не стала.

На вступительных экзаменах девчонок было большинство. Они кучковались в коридоре, настороженно и ревниво оглядывая друг друга. Среди них уже образовывались какие-то группы и альянсы. Немногочисленные парни робко жались у стенок.

Я же решила сосредоточиться исключительно на штудировании учебника, в конце концов, для этого я сюда пришла. А выглядела я, кажется, не хуже остальных. Благодаря стараниям сестры, спасибо ей — позаботилась.

— Не могу же я позволить, чтобы родная кровь расхаживала бог знает в чем! — говорила она, заставляя примерять кое-что из ее собственного гардероба. — Тем более в столице нашей все еще необъятной родины…

— Столица же в Москве! — напоминала я.

— Ах ты моя умница, — хихикала она как обычно. — Вот спасибо, просветила, а то я и не знала. Ничего, поживешь в Питере, поймешь, что к чему! Или не поймешь…

Сжимая ладонями мои щеки, она вглядывалась в мое лицо, словно ища что-то. Я хмурилась, пыталась вырваться.

— Вот не пойму, Надька! — рассуждала она вслух. — То ли ты и в самом деле такая вся по жизни наивная, то ли прикидываешься… Признавайся — колись, в тихом омуте черти водятся!

— Никто во мне не водится! — категорически возражала я. — Я в церковь хожу, в отличие от некоторых!

— Ну-ну! Помнишь, как в детстве Толька с друзьями играли в чертей — вымажутся углем, хвосты приделают и ходят с рогатинами. «Грешница Надя, выходи!» Как ты визжала! И кто тебя тогда спасал от чертей?

Правда, она и спасала. Прятала меня в комнате, а себя предлагала чертям взамен. Мне тогда казалось, что это и в самом деле очень самоотверженно с ее стороны.

— Мы тогда были детьми, — замечала я.

— А кое-кто и сейчас, похоже, остался ребенком!

Не люблю, когда она такая — смешинка в рот попала, говорит обычно мама. Но в случае с Леной все гораздо серьезнее — у нее всякую секунду шутка на языке, то, чего она не коснется в разговоре, превращается в анекдот. Как ее Толька выносит — не понимаю, сам, впрочем, тоже хорош — насмешник…

— Нет! — говорит она и качает головой, не соглашаясь с собой же. — Черти тут с тоски бы померли, вот что! Слишком ты правильная…

Правильная — так что же плохого? Разве так и не должно быть? Слава богу, в хорошей семье родилась и выросла, не среди бандитов.

Поглощенная мыслями о сестре, я кое-что пропустила. В коридоре появился человек, по толпе девчонок прокатился возбужденный гул. Я закрыла книгу и посмотрела на того, кто вызвал своим появлением переполох.

— Игорь Павлович Меркулов, один из преподов, — просветила меня стоящая рядом розовощекая девушка. — Во обложили! — прокомментировала она недовольно. — И не пробьешься теперь…

— Господин Меркулов, господин Меркулов…

Девицы и в самом деле окружили его плотной толпой. Кто-то задавал вопросы, остальные просто смотрели с обожанием, словно Меркулов был звездой эстрады.

В душе я им завидовала. «Господин Меркулов» — как это ему шло! Не Игорь Павлович, ни товарищ Меркулов. И как легко эти девицы к нему обращались, у меня бы так не получилось.

— А ничего мужичок! — заметила розовощекая, что не могло не вызвать моего возмущения.

Как можно так фамильярно говорить о преподавателе? Само слово «препод» казалось мне жутко неприличным. Меня до сих пор коробит, когда я слышу, как Васильевский остров называют Васькой, а Гостиный двор — Гостинкой.