Читать книгу - "Хозяйка города Роз - Юлия Гойгель"

измялась. Прямо из его кабинета есть выход в небольшой санузел. Там висит зеркало и можно привести в порядок лицо, что я и делаю. Когда возвращаюсь в кабинет, на его столе стоят две кружки с ароматным кофе.

— Я тебя кофе обещал угостить. Задержись ещё немного, — предлагает мужчина.

Вновь смотрю на часы. Половина одиннадцатого. Муж подъедет к часу. Время ещё есть. Забираюсь на колени к мужчине и беру с его рук чашку с кофе и несколько долек чёрного шоколада. Он знает, какой я люблю.

Добровольский собирается меня проводить до выхода из больницы, но я отказываюсь. У него в приёмной собралось много людей, а он пойдёт со мной через всю больницу. Это уже точно бросится в глаза терпеливо ждущему своей очереди народу.

— Я скажу своему водителю, чтобы отвёз тебя, — предлагает запасной вариант. — Куда ты через парк, да на каблуках.

— На собственную работу, куда же. А каблуки из-за Людки Давыдовой одела, — признаюсь я. — Она вечно на меня смотрит таким взглядом, словно я таракан, сбежавший из твоей больницы. Кажется, что вот-вот снимет свой тапок сорок второго размера и меня им прихлопнет. Сама- то метр восемьдесят вымахала.

— Нет у нас тараканов. Ни в одной из больниц комплекса, — бросается на защиту вверенного ему хозяйства начальник. — А Людке, как главному врачу санитарно эпидемиологической службы, это хорошо известно.

— У неё ко мне личная непереносимость. Я уже не в первый раз это замечаю. Особенно остро она проявляется на твоей территории. Скорее всего, она неровно к тебе дышит, Добровольский, — делюсь своими предположениями. — Присмотрись при удобном случае.

— Да она на десять лет меня старше и на сто килограмм больше!

— Да ты сам больше сотни весишь, поэтому разница у вас килограмм в пятьдесят максимум, — ненадолго задумываюсь. — А, может, и в семьдесят.

— Хочешь сказать, что я толстый? — удивляется мужчина.

— Ты тяжёлый, а она…. Тоже тяжёлая. Но твой стол её выдержит, а кресло вряд ли. И сверху на себя я бы тоже не рискнула её усаживать, — добавляю уже у дверей и тут же открываю их, чтобы Марек не успел в очередной раз отшлёпать меня по заднице. Оборачиваюсь на пороге и вежливо прощаюсь: — Хорошего дня, Марк Аристархович.

Выйдя из больницы делаю несколько шагов в сторону. Прямо мне под ноги падает яркий, жёлто-красный кленовый листок. Один из первых предвестников наступающей осени. В её картинах есть немного щемящей грусти. Говорят, что именно осенью мы лучше видим и глазом, и сердцем. Всё замирает для того, чтобы мы могли остановиться и собраться с мыслями. Таково состояние природы. Таково состояние души и сердца человека. Поднимаю голову и упираюсь взглядом в широкую дверь женской консультации. Всего несколько лет назад я стояла на этом же месте: растерянная, едва сдерживающая слёзы и никому не нужная в этом городе. Как наступающая осень. Стояла, прижав руки к сердцу, которое, казалось вот-вот разорвётся от боли. Но я не могла этого допустить, ведь под моей переполненной болью грудью только начало биться ещё одно, совсем крохотное сердечко.

— Элина Эдуардовна, — вежливый голос раздался совсем рядом. Это личный водитель Марека почтительно застыл в нескольких шагах от меня. — Куда вас отвезти?

— На работу, — ответила я, обходя упавший листок. — Машина на стоянке?

— Обижаете, Элина Эдуардовна. Прямо у ступенек. Это вы зачем-то рванули в сторону.

Водитель открывает передо мной дверцу заднего сиденья, ждёт, пока я сяду и закрывает обратно. Мимо тонированного стекла дорогого автомобиля падает очередной кленовый лист. Я откидываюсь спиной на удобное кожаное кресло. Встречные машины, въезжающие в комплекс, почтительно уступают нам дорогу. Ведь перед ними автомобиль очень уважаемого в городе человека.

Глава 13. Мой мужчина

— Ты так и не сказала, можно ли мне остаться, — напоминает Марек, возвращая меня в реальность. Капли воды на моём теле уже высохли, а его пальцы поддевают край полотенца, чтобы коснуться моей груди. — О чём задумалась?

— О тебе, — совсем не лукавлю я. — Почему-то вспомнила наш секс в твоём рабочем кабинете.

— Какой именно?

— Первый. В смысле не наш первый, а который был в твоём кабинете. Вскоре после твоего назначения на должность, в начале сентября, — отвечаю я. — Хотя ты вряд ли помнишь, когда был первый, а когда пятый и в каком именно месте.

— С тобой я помню всё, — неожиданно признаётся он. — А в этом доме ещё не было ни разу.

— И в этот день тоже, — хмурюсь я. — Марек, почему ты не поехал домой? Вы с Артуром поругались?

— Из-за чего нам ругаться? — удивляется он. — Причём он до нас с тобой? Когда-то я нужен тебе больше, чем ты мне. Сегодня ты нужна мне больше, чем я тебе. Вот и всё объяснение. Ты всё ещё не ответила на мой вопрос. Ты не против, если я останусь? Не прогонишь меня?

— Ты же знаешь, что не прогоню, — его пальцы уже развязали узел на моём полотенце, и я накрываю его ладонь своей рукой, чтобы оно не сползло на пол. — Мы никогда не спали с тобой вместе.

— Всё когда-то бывает в первый раз, — повторяет мужчина философскую истину. — «Potius sero quam nunquam».

— Лучше поздно, чем никогда, — я помню, как она переводится. Когда Марек говорит на латыни меня просто затапливает волной нежности к этому мужчине. Волной нашего общего прошлого и тайной настоящего. То, о чём знаем только он, я и город.

— Мне нужно в душ. Я даже домой не заезжал, — признаётся мужчина.

— На чём ты приехал?

— На такси. Взял обычное, чтобы сильно не отсвечивать на всю улицу. Свою машину оставил на стоянке кафе. Что-то я сегодня устал, Эля.

— Идём, — веду его в спальню, где помогаю раздеваться и аккуратно складываю одежду. Затем возвращаемся в душ. Так как мужчина значительно больше меня, включаю ему верхний тропический душ, слегка сместив в сторону лейку, чтобы не заливал мне волосы. — У меня только мой гель.

— Не цветочный?

— Вишня. Могу посмотреть, что есть у Артёма. Фирмой «Кря-кря» он уже не пользуется.

— Не хочу пахнуть твоим сыном, — морщится Добровольский. — Давай твой. А я думаю, почему от тебя всё время пахнет вишнями, даже зимой.

— Тебе не нравится вишня?

— Нравится. Уже давно с тобой ассоциируется, — он наклоняет голову, чтобы я промыла ему волосы.

— Марек, а ты наглеешь, — предупреждаю, что заговаривание им моих зубов не прошло.

— Ничего не хочется делать, — жалуется он.

— Я даже Артёма не мою.

— И не нужно. Он уже большой мальчик.

— А ты, мужчина, — качаю головой.

— Поэтому меня можно, —