Читать книгу - "Плейбой - Ханна Грей"

Не могу представить, каково это. И честно говоря, никогда об этом не задумывался… до сих пор.

Глава 7

Эддисон

Холодный воздух арены ласкает кончик носа, когда я сижу, глядя вниз на лед. Мне всегда нравилось это ощущение морозного воздуха, целующего кожу, и теперь, когда мы живем здесь, в Джорджии, где обычно царит тепло, оно почему-то стало еще более ласковым. Находясь на арене Брукса, я словно возвращаюсь домой, в Новую Англию.

Я вздыхаю, вспоминая, что у нас не будет того самого Рождества. И что осень здесь совсем не похожа на осень в Нью-Гэмпшире. Там каждый октябрь мы с родителями отправлялись в в Белые горы, чтобы полюбоваться листвой. Бесконечные волны оранжевого, красного и желтого, насколько хватало глаз, всегда захватывали дух, сколько бы раз мы ни проезжали по маршруту. Мы поднимались на гору Вашингтон, где наверху всегда было чертовски холодно. Мне нравится Джорджия, но это не дом. Во всяком случае, не совсем.

Мой взгляд устремляется на номер девятнадцать, скользящий по льду. Что-то в том, как он выглядит, кажется еще более сексуальным, теперь, когда я видела Кэма без одежды. Это как лучшее из двух миров — хоккейная форма и нагота.

Он — сила на арене. Неудивительно, что Кэм сказал, будто отец его ненавидит. У отца есть привычка быть строгим с самыми талантливыми игроками. Думаю, в глубине души он верит, что это сделает их лучшими, более сильными игроками. Он может казаться грубияном для команды, но в глубине души она — его гордость и радость. Ну, кроме семьи, конечно.

— Хочешь, мамочка? — спрашивает Айла. — Это о-о-очень вкусно.

Я смотрю на смесь попкорна, голубого мороженого и «Диппин Дотс9». Мне становится не по себе от количества сахара. Но все здесь любят внучку тренера ЛаКонте, поэтому не могут не баловать ее. Даже если хочется сказать, чтобы они умерили свой пыл.

— Сейчас воздержусь, но это выглядит очень вкусно, детка. Какая ты хорошая девочка, что делишься.

— Не за что, мамочка, — она гордо улыбается, прежде чем взгляд переключается на моего отца. — Деда выглядит сердитым.

Я наклоняюсь, чтобы посмотреть на него.

— Это просто его лицо во время игры, дорогая. Он не по-настоящему злится.

— А что, если они не выиграют, мамочка? Деда тогда разозлится?

— Вероятно, — говорю я, глядя на табло. — Но прямо сейчас они ведут со счетом два ноль.

— Ну, если они не выиграют, — говорит она, — я угощу папу мороженым. Мороженое всегда поднимает настроение.

— Мне тоже, детка. Мне тоже.

Я возвращаюсь к игре, когда один из игроков противника врезается в Кэма, впечатывая в плексиглас.

— Ой, — я подаюсь вперед. — Это должно быть больно.

— Он большой мальчик, мамочка. С ним все в порядке, — говорит Айла, что-то жуя.

Она права, потому что вскоре после этого Кэм возвращает любезность, въезжая в противника всем телом, без сомнения, попутно выкрикивая в лицо всякие гадости.

Когда тот снова врезается в Кэма, я поднимаю руки.

— Серьезно, рефери10. Ты собираешься назначить штраф? — сердито бурчу я.

Не потому, что мне есть дело до Кэма, а потому, что этот парень открыто избивает наших ребят.

Хоккей — жесткий вид спорта, это знают все, но есть черта, которую переступать нельзя. И сейчас как раз этот случай.

Несмотря на отчаянные попытки другой команды, Кэм чертовски быстр. Оторвавшись от защитной линии, он скользит к зоне атаки, где Линк пасует ему, и он соединяется с шайбой, отправляя ее прямо к воротам. Вратарь суетится, пытаясь остановить ее, но жалко проваливается.

И вспыхивает свет, возвещая о забитом голе. Песня «HandClap» в исполнении Fitz and the Tantrums начинает греметь по арене, когда Кэм бросает взгляд в мою сторону. И хотя он на льду… я клянусь, подмигивает, прежде чем одарить меня мальчишеской улыбкой.

Я отворачиваюсь и играю с волосами Айлы, нуждаясь разорвать зрительный контакт, прежде чем его взгляд растопит мое лицо, и я превращусь в лужицу.

Даже отвернувшись, я все еще не могу дышать.

Я сосредотачиваюсь на игре, на ком угодно, кроме Кэма Харди. И запихиваю попкорн и конфеты в рот, чтобы притупить чувство в животе, когда думаю о том, как он смотрит на меня и подмигивает.

Нездоровая пища, которую моя дочь, кажется, накопила, поможет пережить эту игру — я надеюсь.

Последние полторы минуты третьего периода пролетают невероятно быстро. Обе команды играют грубо. Выездная команда11 отчаянно и расстроена, из-за чего теряют контроль над своими действиями. А Брукс просто сыт по горло грубостью и готов дать отпор.

Удары локтями, удержания и грубость приводят к тому, что игроки попадают в штрафной бокс12 из обеих команд. Даже толпа становится шумной и беспокойной, выкрикивая более грубые вещи, чем обычно. И хотя мы выигрываем со счетом три-один, лицо отца все еще свекольно-красное от чистой интенсивности. И когда это наконец заканчивается, я не удивляюсь, что Айла думает, что мы проиграли, просто из-за того, как выглядит ее сердитый дедушка, чавкающий жвачкой и сверлящий взглядом лед.

Кэм

Я восседаю на неудобной скамье, чертовски благодарен за то, что сегодня был примерным мальчиком и по большей части прилично вел себя на льду. В отличие от Броуди и парочки других ребят, которые слетели с катушек и несколько раз оказались в штрафном боксе. Хотя грех жаловаться. Броуди всего лишь защищал команду. Ну, в основном. Пару раз он, определенно, врезал чувакам по личным счетам.

Тренер зол. Пусть мы и победили, он в ярости из-за их поведения. Но на меня рычать не посмеет. Ни за что. Я забил две шайбы и держался как чертов король — если короли вообще держатся подобным образом.

Как только взгляд нашел Эддисон, я при каждой возможности устремлял его туда. Рядом с ней сидела копна светлых кудряшек с ведром попкорна, которое было больше ее самой. Интересно, где отец дочери. Я не могу перестать думать о том, что это может быть кто-то из моих знакомых. Может быть, он даже здесь, в Бруксе. Кто знает?

Как только тренер заканчивает отчитывать нас, так и не поздравив с победой, я направляюсь в душ. Я мокрый от пота. Вонючий. И чертовски устал.

— Я бы сказал, что сегодня ты хорошо позавтракал, братан, — Броуди ухмыляется. — Кстати, как удается сохранять такое спокойствие, когда тебя избивают до полусмерти?

— Потому что мы не пещерные