Читать книгу - "Фортуна - женщина - Уинстон Грэхем"

Голова распухла от новых подробностей: трещины, оставляемые временем, холсты, лаки, личное клеймо фабриканта, подрамники — клееные либо сбитые гвоздиками — и какие существуют способы грунтовки. Впрочем, я думал совсем о другом — о Саре. Вспоминал нашу последнюю встречу. ”На то были причины”,— ответила она, когда я спросил, почему она согласилась встретиться…

Мой дальнейший путь пролегал по шоссе до Рочестера; в Дартфорде я круто взял на юг и поехал вдоль берега Дарента; миновал Фарнингем и Севенокс. Этой дорогой я еще не ездил. Сгущались сумерки. Меж облаками появилась луна — в три четверти. Здесь, за городом, ветер бушевал вовсю, грозя обернуться ураганом; он беспощадно разделался с первыми признаками наступающего лета. Я как раз проезжал мимо фруктовых садов; ветер срывал лепестки, и они кружились в вихре быстрого вальса.

В паре миль от Ловиса я решил сделать привал — перекурить и успокоиться. Несмотря на облака, было еще недостаточно темно. Меня беспокоила сторожка. Правда, Сара сказала, что она пуста. Обычно они ее сдавали, но старый жилец недавно умер, а новые еще не въехали. Хотя наш разговор происходил всего несколько дней назад, с тех пор многое могло измениться. У меня не было ни малейшего желания провести ночь в полицейском участке.

Я выбросил окурок, завел мотор и включил фары. Миновав сторожку, проехал ярдов двести и остановился на траве под деревом. Выключил фары и выбрался наружу.

Вместо того, чтобы вернуться и пройти через ворота, я перемахнул через забор и очутился во владениях Трейси.

С тыльной стороны сторожки-флигеля в окнах также не было света, так что я храбро двинулся по дорожке к дому, стараясь, однако, держаться в тени окаймляющих ее зарослей падуба. На западе еще виднелась светлая полоска неба; время от времени меж облаками, точно дуговая лампа, вспыхивала луна, и тогда по земле скользили хищные черные тени. Если запрокинуть голову и смотреть на несущиеся вдаль облака, можно было почувствовать себя в перевернутом мире.

Несмотря на то, что, как я и предполагал, в Ловис-Мейноре было темно, я решил не пренебрегать мерами предосторожности и сначала позвонить у парадной двери. Если в доме находится Эллиот или кто-нибудь еще, мне будет нетрудно сочинить какое-нибудь объяснение.

В полутьме особняк казался еще более приземистым и раздавшимся вширь. У парадной двери сохранился старинный, неэлектрический звонок; можно было представить, как в недрах дома заливается колокольчик — и некому откликнуться на зов.

Я залез на клумбу и попытался заглянуть в окно холла, но внутри было слишком темно. Хорошо бы предосторожности ради обойти весь дом по периметру. Если понадобится, вся ночь в моем распоряжении.

Я двинулся против часовой стрелки, рассчитывая последней проверить конюшню-гараж, однако дошел только до кухни. В северо-восточной части дома, как раз там, где рядом рос гигантский тис, расположились несколько окошек с выступами — там была столовая. В этом месте посыпанная гравием дорожка мало того что подходила к самому дому, но и была примерно на одном уровне с окнами. Сара как-то сказала, что это объясняется многовековыми тектоническими процессами. Только я собрался заглянуть внутрь, как обнаружил, что одно окно закрыто неплотно.

Если что-то и было способно рассмешить меня в такой момент, так именно это. Должно быть, старик Эллиот дал маху. Или сам Трейси оставил окно почти открытым в расчете на настоящее ограбление. Защелка едва держалась. Щель оказалась достаточной, чтобы просунуть нож и отломать ее. После этого я опустил ноги на широкий подоконник, а затем и вовсе спрыгнул в комнату.

На всякий случай я смахнул с подоконника грязь и на несколько секунд включил фонарик. Укрытая от пыли мебель придавала комнате непривычный вид. Прекрасные чиппендельские столы (возможно, подделка) казались громоздкими, неуклюжими глыбами. В углу за ширмой была дверь, ведущая в кухню. Что, если старый Эллиот не уехал, а задремал в каком-нибудь кресле? Впрочем, гораздо правдоподобнее казалось предположение о том, что он упился вдрызг и коротает вечер в своем любимом трактире.

Я вышел в холл.

Здесь, в передней части дома, я избегал без особой нужды включать фонарик, тем более что луна вышла из-за облаков. В холле царил беспорядок. Здесь в последнее время работали декораторы; они оставили посреди холла две стремянки с перекинутой поперек доской. Предметы мебели были сдвинуты и накрыты простынями. Возле одной из стремянок на полу громоздилась куча постельного белья.

Луна снова спряталась за облако, и комната приобрела зловещий вид. Снаружи завывал ветер. Мне вдруг показалось, будто я слышу шаги на лестнице. Я изо всех сил напрягал зрение, но никого не увидел. И все-таки наверху явственно слышалось: топ-топ-топ. Трудно ожидать от простоявшего не один век здания, что оно будет тихо вести себя почти что в бурю.

”Мы с Трейси полностью понимаем и доверяем друг другу”,— сказала она. Не думать, забыть об этом! Прежде всего — картины; за ними-то я и пришел. Улики. Добыть их и тем же путем выбраться наружу! Я всегда отличался умением бесшумно двигаться. Вот и сейчас — только одна рассохшаяся половица скрипнула под ногой. Я поднял глаза — картины исчезли.

Я тупо уставился на пустые белые квадраты на стене, разочарованный и злой, как будто эти чертовы картины нарочно спрятались, чтобы расстроить мои планы. Однако чуть позже я сообразил, что ни один человек в здравом уме не оставит картины на стенах во время ремонта.

Снова спустившись в холл, я как будто разглядел под куском материи возле одной двери подходящие очертания. Подойдя ближе, я убедился, что это те самые полотна.

Мне еще не приходилось видеть их вблизи; они оказались больше и тяжелее, чем я ожидал. Лица волхвов на картине Липпи были нарисованы в натуральную величину; в лучах фонарика, который я старательно заслонял с боков ладонью, чтобы не было видно со стороны, они казались живыми. Вот-вот эти сморщенные черты придут в движение, зашепчут губы… Как это говорил Льюисон? Деревянная доска, пропитанная клеем? Еще какие-то подробности, перепутавшиеся у меня в голове: гипс… яичный желток с водой…

Я перевернул картину и, достав перочинный нож, нанес по тыльной стороне легчайшую царапину. Это не составило труда. Я отложил нож и взял картины, по одной в каждую руку.

Луна по-прежнему была за облаками, но мои глаза привыкли к темноте, и я мог двигаться, почти не задевая предметов. Однако у двери в гостиную я наткнулся на что-то, похожее на толстый кусок резины. Я пнул его ногой, но он не сдвинулся с места.

Я поставил одну из картин и включил фонарик. Оказалось, что я наступил на человеческую руку. От неожиданности я выронил фонарик; он стукнулся об пол и погас.

* * *

Конечно, рука была не сама по себе — ее владелец лежал тут же, в паре футов от меня, выделяясь среди других предметов плотной белой тенью. Я подумал, что нужно бы включить свет, и, прислонив картины к столу, осторожно, на цыпочках приблизился к двери, где был выключатель. Мне уже было не до конспирации.

Однако выключатель не сработал: вероятно, кто-то вырубил сеть на распределительном щитке. Я замер у двери, не зная, что предпринять. То ли скорее уносить ноги — и пусть другие задают вопросы, — то ли остаться и попробовать выяснить, что случилось.