Читать книгу - "Модельер - Элизабет Обербек"

— Я люблю, когда ты рядом, — сказала она. Говорила ли она правду или хотела как можно быстрее закончить ленч?

— Я готов ждать, Валентина. Прислушайся к своему сердцу, не принимай решений, приятных родителям, ведь тебе не четырнадцать лет. — Кажется, он начинал умолять ее так же, как это делала его жена несколько дней назад.

Валентина встала, пытаясь найти глазами официанта, и посмотрела на часы.

— У меня есть еще несколько минут. Пойдем, ты быстренько посмотришь мой дом, который я переименовала в галерею! Я живу в двух кварталах отсюда. Если у тебя конечно есть время.

Она оплатила счет. Он обнял ее, и они вышли из кафе.

— В любом случае, в моем доме есть нечто особенное, что тебя должно заинтересовать. Пойдем, шагай быстрее.

Клод еле сумел удержаться, чтобы не поцеловать ее прямо на улице. Розовые губы были совсем близко; ее рука касалась волос; казалось, лавандовый цвет ее пуловера поглощал солнечный свет. Она шла летящей походкой.

Он больше не смог сдержаться и быстро поцеловал ее. Она посмотрела по сторонам.

— Ты боишься, что за нами подсматривают?

— Конечно боюсь! — Она продолжала быстро шагать. — Я помолвлена и выхожу замуж! И не забудь — ты женат.

Клод старался не отставать, следовал за ней, и вскоре они вошли в серый трехэтажный особняк с высокими окнами и красивыми балконами. Узкая лестница покрыта ковром, на стенах картины без рам. Он остановился у одной из них. Написанные маслом голубые груши на бронзовом фоне. Цвет груш похож на цвет глаз Валентины.

— Мне нравится эта картина! Кто художник?

— Какой ты глупый. — Она задержалась на лестнице и внимательно посмотрела на него, словно выпытывая, насколько искренним был его вопрос. — Я написала эти груши, когда заканчивала художественную школу. Заходи.

Единственная дверь на узкой площадке третьего этажа открылась, и он оказался в удивительно большом, ярко залитом светом холле. Он сумел рассмотреть маленькую кухню, коридор в комнату, которая больше была похожа на спальню. Три французских окна, от пола до потолка без штор, наполняли светом всю квартиру. Картины висели повсюду, и были только два предмета мебели: современный коричневый кожаный диван с квадратной спинкой и кофейный столик из черного дерева, который гармонировал с цветом пола. В одном углу комнаты к стене был прислонен высокий, заляпанный краской мольберт.

Комната, наполненная светом, напоминала ему его солнечную мастерскую.

Валентина исчезла в коридоре. Клод поближе рассмотрел большую картину, написанную маслом, висевшую справа от него. Это был пейзаж, который загипнотизировал его во время поездки на поезде в Женеву: сельская местность, коровы на пастбищах, высокое серо-голубое небо. В картине Клода поразило то, какое огромное пространство охватила композиция — тысячи акров плодородной земли и бесконечное голубое небо, которое словно звало в будущее. Ракурс был расположен сверху, но это не был взгляд с высоты птичьего полета, это был взгляд с высоты самого Всевышнего.

— Вот это. — Она стояла рядом с ним, держа в руках маленькое полотно, на его тыльной стороне он увидел грубый деревянный подрамник.

Она улыбнулась и повернула картину лицом. Это было изображение яблони, похожей на ту, что росла в саду его мастерской. Художник использовал толстые кисти. Редкие белые мазки были лепестками, которые кружились вокруг темно-коричневого ствола дерева.

Клод закашлялся. Он кашлял до тех пор, пока в глазах не появились слезинки. Он знал, что это ее работа. Она прекрасно изобразила его дерево: ветвь, перпендикулярная узловатому стволу, тощая верхушка, весенние лепестки, густо падающие с правой стороны.

— Я, конечно, не самая талантливая художница, но все же не могла успокоиться, пока не написала это.

— Но ты провела там совсем мало времени!

— Пока ты молча работал, твое дерево разговаривало со мной. Скажу больше, оно до сих пор разговаривает со мной. — Она вышла в маленький коридор, повесила картину без рамы на крючок в стене и сказала: — Я писала картину для тебя, но теперь передумала: я не готова расстаться с ней.

Ее слова прозвучали как приглашение, и он поцеловал ее прямо там, рядом с картиной, которая нашла свое место.

Они снова оказались в сказочном мире. Кровать с белыми простынями в ее маленькой спальне была не прибрана. Плотные полотняные бежевые шторы подняты; у подножия кровати, на обтянутой тканью скамеечке валялась одежда. Посетителей здесь не ждали. Они нетерпеливо раздели друг друга.

Он наблюдал, как она закрывает и открывает глаза, его тело горело от бурных ласк. Ресницы Валентины слегка дрожали, взгляд был строгим. Она так близко приблизилась к его лицу, что ему пришлось закрыть глаза. Открыв их, он заметил слезы на ее щеках.

— Я уже должна идти, хотя даже не начала показывать свою маленькую коллекцию. — Она натянула на себя простыню. — И посмотри на нас! Что происходит?

Слезы струились по ее лицу, тушь размазалась. Она быстро поднялась, ее голубые глаза потемнели. Он услышал, как хлопнула дверь ванной в холле, раздался шум льющейся воды. Через некоторое время она вернулась, надела тапочки и стала смеяться, хотя слезы все еще катились по лицу.

— Как я могу вернуться на работу в таком виде? — спросила она и снова направилась в ванную комнату.

Уже полностью приведя себя в порядок, она сказала:

— Прости меня, Клод. Как всегда, я не ожидала этого. Но теперь мне нужно бежать. Будь так любезен, запри дверь и оставь ключ на верхней ступеньке лестницы.

— Я люблю тебя, Валентина.

— С тобой все так понятно, Клод, — она коснулась своих волос. — Все так просто.

Выходя из квартиры, она нечаянно задела и уронила картину в красивой раме, висевшую напротив спальни. Клод поднял, повернул ее и отшатнулся: это был портрет Виктора. Работа не принадлежала кисти Валентины. Его поразила яркая палитра использованных красок. В левом нижнем углу виднелось имя художника — Теодор Роан. Лицо Виктора выражало недовольство, красные, белые и розовые тона передавали его злость.

Три дня и три ночи и никаких звонков. Каждый день, который проходил без напоминания о Валентине о его существовании, казался ему потерянным днем. Может быть она познакомилась с другим модельером, который теперь будет придумывать наряды для свадебной церемонии? За месяц с небольшим до свадьбы она ведь должна нанять кого-то еще. Или, может, она тянет время. Надежда медленно умирала в нем, так тает дымок от погасшей свечи.

Клод почти ни с кем не встречался, кроме Анатоля и сестры по выходным дням. Он избегал жены, которая жила в Сенлисе, словно никогда отсюда и не уезжала. Однажды, проходя мимо мастерской по дороге к помощнице, которой нес раскроенные платья, он услышал стук молотка. Ремонт? Может ли он контролировать свою жизнь? Почему нет никаких сведений от адвоката? И можно ли выдворить жену из квартиры мужа?