Читать книгу - "Хитрожопый киборг - Аманда Майло"

class="p">— Послушай, кажется, ты расстроен из-за меня, и я не знаю почему. Паре часто приходится разбираться в таких ситуациях, и иногда это не страшно — но иногда это важно. И мысль о том, что ты можешь быть настолько зол, что это становится важным, пугает. Потому что ты необходим для моего благополучия. Для нашего благополучия, — добавляет она таким тоном, что я думаю, что она имеет в виду нашего головастика. — Я должна сделать тебя счастливым, или… ты можешь уйти.

— Я на тебя не сержусь.

— Ты признался, что у тебя есть проблемы со мной, — парирует она, как обвинение.

— Есть проблема, которая касается тебя, — говорю я, пристально глядя на нее. — Ты делаешь это задом наперед, — указываю я, наблюдая, как она борется с кожаным ремнем, который пытается высвободить.

Она вскидывает руки и громко всхлипывает, заставляя Пако отшатнуться в сторону.

Озабоченно хмурясь на них обоих, я осторожно отодвигаю ее подальше от осла и принимаюсь за работу, освобождаю орикса и переношу его на разделочный стол, где посыпаю еще большим количеством консервирующей соли, чем натирал в полевых условиях, прежде чем повернуться к Пако, чтобы снять его сбрую.

— Что на тебя нашло? — спрашиваю я ее, пытаясь освободить его.

— Что за «проблема, которая касается меня»? — спрашивает она, используя мои слова для обозначения моего ответа, который я ей дал, когда она слегка расхаживает и ведет себя странно. И снова потирает спину.

Вздохнув, я оставляю Пако, хватая тюк сена, подхожу к Бекки и бросаю его к ее ногам.

— Садись, — говорю я ей.

Вытирая глаза, она позволяет мне обнять ее за плечи, взять за руку и осторожно усадить. Ее позвонки хрустят в нескольких местах.

— Спасибо тебе, — тихо говорит она.

Я киваю и возвращаюсь к Пако, который максимально натягивает веревку в сторону Бекки, его верхняя губа выпячена в тщетной надежде, что он сможет дотянуться до тюка сена, который я принес для Бекки.

— Этот тюк предназначен для комфорта моей пары, а не для твоего желудка, — говорю я ему. — Пока, — я покормлю его, как только сниму с него сбрую и расчешу.

Сбоку от меня Бекки вздрагивает в каком-то непроизвольном спазме. Она пытается вдохнуть несмотря на дрожь, но происходит некоторая борьба с ее диафрагмой и органами дыхания, из-за чего ее вдох превращается в странное икающее всасывание.

Если бы она была йондерином, как я, я бы подумал, что она испытывает физическое замешательство, пытаясь дышать носом, а не жабрами.

Усиливая это впечатление, она украдкой вытирает нос и лицо платьем.

Она успокаивается по мере того, как я изучаю ее, и когда я сканирую ее мозг, то прихожу в большее замешательство, чем когда-либо, потому что обнаруживаю на содержимом ее черепа слабые следы в тех местах, где люди проявляют стыд и смущение. И что поразительно — страх.

В полной растерянности я спрашиваю:

— Как мне показать тебе любовь так, чтобы ты увидела и оценила?

Пако поворачивает голову в мою сторону, его уши вытягиваются вперед.

— Не ты, — говорю я ему. Я смотрю на Бекки.

В ее мозгу возникает странное облако. Мгновение она смотрит на меня с непонимающим выражением лица. Она взвизгивает:

— Что?

Нахмурившись, я беру скребницу15 и начинаю быстро вычесывать мех Пако, сбившийся из-за сбруи.

— Я осел для твоей кобылы.

Мозг Бекки пульсирует в секторах замешательства.

— Что…? — повторяет она, но медленнее. С намеком.

Пако начинает грызть свой поводок. Я перестаю чистить его и начинаю изо всех сил пытаться высвободить веревку из зажатых зубов. Разочарование, звучащее в моем голосе, вызвано исключительно той битвой, которую Пако заставляет меня выносить.

— Ты кобыла! — говорю я Бекки, дергая за веревку. — Брось ее, идиот! — я рычу на Пако. Обращаясь к Бекки, продолжаю. — А я осел. И мы говорим на двух совершенно разных языках, — объясняю я, бросая на нее встревоженный взгляд.

— О чем ты говоришь? — спрашивает Бекки.

— Я сдаюсь, ты, маленькое невежественное чудовище. Подавись ей, — говорю я Пако, затем машу ей рукой. В пространство между нами. — Это отличный пример. Ты помнишь, как Пако пытался ухаживал перед кобылками в день моего приезда? — я снова начинаю расчесывать его. Толстые волокна веревки-поводка скрипят между зубами Пако, когда он сжимает ее, но я игнорирую это, обхватывая его рукой и расчесывая шерсть на спине. — Кобылы были в лучшем случае сбиты с толку, совершенно не обращая внимания на его попытки добиться их расположения. И ты сказала мне, что, хотя для нас было очевидно, что Пако неравнодушен к самкам, ослы ухаживают совсем не так, как жеребцы, поэтому его намерения не были поняты кобылами. Это произошло потому, что эти два вида животных говорят на двух совершенно разных языках.

— Хорошо… — Бекки говорит так, что, я полагаю, это означает, она поощряет меня прояснить еще больше — ее брови хмурятся, когда она в замешательстве смотрит на меня.

Стряхивая с расчески клочок шерсти, я киваю.

— Подобно Пако, неуклюже раскачивающемуся перед кобылами, когда он явно хотел быть соблазнительным, я предполагал, что для тебя будет очевидно, что я ухаживаю за тобой, — я опускаю взгляд и перемещаюсь вбок, чтобы лучше достать его зад. — Но все усилия, которые я предпринимал до сих пор, были безуспешными. Ты так тщательно отвергла их, что я сбит с толку.

— Ты пытался ухаживать за мной? — спрашивает Бекки.

Ее голос звучит так откровенно растерянно, что это ранило бы меня, если бы я уже не понял, что мои попытки доставить удовольствие своей паре были совершенно потеряны при переводе.

— Мы уже женаты! — указывает она с выражением крайнего замешательства в голосе.

Я на мгновение запинаюсь, подбирая слова.

— Разве супруги не ухаживают друг за другом? Разве не в этом смысл поиска пары? — я смотрю на нее. — Чтобы взять на себя ответственность ухаживать за ней до конца ее дней?

Она моргает.

— Некоторые пары… ходят на свидания. Любят проводить вечера…

Я ухватываюсь за это предложение.

— Как мне устроить свидание с тобой? Я принес тебе лучшую добычу, которую смог поймать, чтобы продемонстрировать, как высоко я тебя ценю. Я знаю, что тебе не нравится аромат моего любимого морского мяса, и поскольку я хочу хорошо тебя обеспечивать, я подумал, что если я принесу тебе этого сухопутного орикса, как пищу для тебя, — я указываю на него, — это докажет, как я ценю твое счастье и комфорт, — я чувствую, как уголки моего рта опускаются вниз от внутреннего смятения. — Но, исследуя механику твоего разума, я не вижу никаких указаний на то, что ты связываешь мою заботу