Читать книгу - "Сердце рыцаря - Джиллиан Брэдшоу"

Он никогда не берет ястреба. Когда я его встретил, он оставил и собаку. Как он может охотиться без собаки? Куда он на самом деле ходит, как ты думаешь? Охотиться? Или в постель к какой-нибудь женщине?

– Замолчи! – яростно завопила Элин. – Ты просто ревнуешь! Убирайся отсюда. Убирайся!

За дверью послышался шум шагов.

– Элин! – отчаянно взмолился Ален. – Пойдем со мной!

– Убирайся! – закричала Элин. Она перепрыгнула через кровать и толкнула его к окну. – Если ты не уберешься из поместья раньше, чем моему отцу станет известно, что ты здесь, то он посадит тебя в колодки. Знаю, что посадит. Убирайся!

Ален вывалился из окна и скользнул по шпалере вниз. По шпалере вились розы, так что когда он приземлился, его руки и лицо оказались разодранными в кровь. Секунду он стоял в мучительной нерешительности, глядя вверх на окно и прислушиваясь к голосам: один о чем-то спрашивал, второй презрительно отвечал. А потом он повернулся и, спотыкаясь, побежал.

Он был уже на полпути к укрепленным воротам поместья, когда понял, что оставил свою кольчугу, меч и шлем сваленными в кучу под яблоней. Он снял их с себя, чтобы карабкаться по шпалере. Он уже готов был вернуться за ними, но вспомнил о колодках и побежал к воротам. К счастью, старый привратник еще не знал о том, что его не следовало впускать, так что он смог уйти.

Ален взял коня, которого привязал у ворот, и галопом поскакал прочь от Компера. Как только деревня осталась позади, он позволил усталому животному замедлить бег и зарылся лицом в его гриву, бессильно расплакавшись.

Весь день он ехал, не видя ничего вокруг, и к темноте добрался до Монфора. Там, помимо пивной, был и постоялый двор, на котором он остановился ночевать. Проснувшись на следующий день, он не мог решить, куда ехать. Ему следовало бы вернуть свой меч и доспехи. Доспехи стоили дорого. Для того чтобы заплатить за все, что он оставил под яблоней, едва хватило бы арендной платы с небольшой деревни. Однако ему показалось очень вероятным, что если его поймают в Компере, то он окажется в колодках. Колодки, публичная порка и тому подобные унижения обычно были предназначены для крестьян, так что Алену невыносима была даже мысль о подобном. Если бы Элин сказала: «Мой отец тебя убьет», – он скорее бы туда вернулся.

Значит, ему лучше сначала поехать в Фужер, а за доспехами отправить пажа. Хотя Эрве Комперский вряд ли отдаст их без выкупа. Алену придется обратиться за деньгами к отцу Жюлю – и рассказать ему, где он был и что сделал. При мысли об этом он громко застонал.

Может быть, ему лучше сначала ехать в Ренн. Тьер о нем тревожится. Но тогда ему придется встречаться с герцогом и объяснять, почему он бросил порученное ему дело. А еще ему придется рассказывать, как Тиарнан спас девицу, вверенную его заботам. Он снова застонал.

Все идет ему во зло! И в ответ на свою преданную любовь он видит со всех сторон одни только унижения. Ему с самого начала не следовало скакать в Компер. Но Элин могла бы согласиться уехать с ним, и если бы она это сделала, все остальное не имело бы значения.

В конце концов он медленно поехал на восток, надеясь, что придумает что-нибудь по дороге в Ренн. Единственное, что ему пришло в голову – это миновать и Ренн, и Фужер и присоединиться к крестоносцам. Эта мысль ему понравилась: отвергнутый любимой, он либо достойно погибнет, избавляя Святую землю от сарацин, либо вернется героем! Но и этот план был связан с трудностями. Судя по последним новостям, христианские армии осаждали Антиохию. Чтобы туда добраться, нужно много денег, которых, как он знал, отец ему не даст. И кроме того – самая неотложная из всех его проблем вернулась к нему обратно, словно вращающееся колесо, – у него не было оружия.

Он ехал, низко опустив голову, настолько сосредоточившийся на мыслях о том, как тайком проникнуть в Компер и вернуть свое вооружение, что не услышал стука копыт, пока не замедлился. Тут он поднял голову и обнаружил, что рядом с ним едет Тиарнан.

Тиарнан уехал из Таленсака утром, испытывая беспокойство и раздражение. Отчасти это объяснялось тем, что он был голоден: он продолжал честно поститься, искупая убийство двух разбойников. В течение поста ему разрешалось только есть хлеб с солью и пить воду. Если он совершит короткое паломничество или два – например, к храму Святого Самсона в Доле и Святого Майлона в Сен-Мало – и раздаст милостыню нищим, то сможет сократить срок поста, но не отменить его. Конечно, разрешалось откладывать епитимью на неопределенный срок (искупать вину можно даже после смерти, в чистилище), но Тиарнан хотел вступить в брак в благодати Господней, искупив все свои прошлые грехи.

Епитимьи, которые накладывал отшельник Жюдикель, были по тем Временам строгими. Еще в прошлом поколении практически любой священник потребовал бы такого же искупления за подобный проступок, но теперь многие исповедники вообще не сочли бы убийство пары разбойников грехом. Однако Тиарнану и в голову не приходило искать более легкого отпущения грехов. Он разделял бытовавшее в Тален-саке мнение о том, что Жюдикель – человек большой святости, непризнанный святой, но это было только малой частью того, что определяло его верность. Перед тем как стать отшельником, Жюдикель был приходским священником Таленсака. Когда Тиарнан осиротел, именно Жюдикель следил за тем, как о нем заботятся. Он научил мальчика молиться и читать, носил его на плечах к опушке леса и показывал животных и растения, рассказывая об их названиях и нравах. Именно по его правилам все определялось, и ничье другое отпущение грехов не шло в счет. И в этом заключалась еще одна причина беспокойства Тиарнана: Жюдикель считал, что ему не следовало жениться на Элин. Отшельника тревожил этот брак с той минуты, когда о нем впервые зашла речь.

– Она не будет тебя понимать, а ты не будешь понимать ее, – сказал он. – Вы причините друг другу вред. Судя по твоим словам, ее раньше любил другой человек – человек, который может лучше ей подходить. Если она его любит, то следует ли им мешать?

Авторитет отшельника был настолько велик, что убедил ученика – на какое-то время. Но отец Элин пригласил его в Компер, и так его желания пересилили сомнения. Он сказал себе, что Жюдикель никогда не встречался с Элин и не может судить о том, что она поймет. Что до самого Тиарнана, то он ее любит – и любовь даст ему понимание. Какое-то время он утешался этими доводами, но теперь, в раздражительности, вызванной голодом, сомнения снова к нему вернулись. Он любит Элин, но любит ли она его? Он прекрасно сознавал, что Эрве предпочел его только потому, что он был владельцем поместья. А что, если Элин действительно принуждают к браку с ним, когда она предпочитает Алена де Фужера?

Отправляясь ко двору этим утром, он думал об Алене де Фужере. Ален был настоящим рыцарем – благородного происхождения и с должным воспитанием. Он был красив. Он мог петь все новые песни с юга, и петь мелодично, аккомпанируя себе на лютне. Он умел танцевать, он умел играть в шахматы. Он всегда был одет по последней моде: уж его-то никогда не увидели бы пешком и в старой зеленой куртке. Казалось, он никогда не испытывал потребности сделать что-то, что не подобало бы рыцарю: в нем не ощущалось никакой примеси крестьянства. И он явно искренне любил Элин. Чем больше Тиарнан думал о своем сопернике, тем сильнее тревожился.