Читать книгу - "Крыса-любовь - Мойя Сойер-Джонс"

Если у вас кончилась красная краска, возьмите синюю.

Пабло Пикассо

Жизнь полна сюрпризов. Ради них-то и стоит вставать по утрам. Никогда не знаешь, что и как обернется.

Это я вот к чему: Гордон провалялся в коме несколько дней, и врач предложил Мишель мобилизовать родственников и друзей, чтобы те сидели с Гордоном и разговаривали с ним. Точнее, разговаривали при нем. Сознаюсь, я не горел желанием нести такую вахту, но готов был исполнить свой долг. Я что угодно сделал бы для Гордона — а как иначе стать Хорошим Братом? Потому я первым вызвался в добровольцы.

Мне и в голову бы не пришло, что от этого можно получить удовольствие. Вот почему я и говорю, что жизнь непредсказуема. Кто бы мог подумать, что беседа двух братьев становится такой необычной и задушевной, если один из них при этом лежит в отключке?

— Я тут набросала список тем, которые ему интересны, — заявила Мишель, когда я собирался заступать в караул. — Отметь галочками все, что успеешь обсудить.

И вручила мне ксерокопию с полусотней одобренных тем — от пробок по дороге к больнице до последних новостей, наших и зарубежных. Касаться погоды тоже не возбранялось. Кроме того, один из больничных волонтеров должен был ежедневно прочитывать Гордону его любимую газету от корки до корки.

— Что за кислый вид, Стори? — поинтересовалась Мишель, прежде чем я сам понял, что у меня кислый вид. — В чем дело?

Мишель кто угодно, но только не дура. Она видит людей насквозь — особенно меня. Она часто попадает не в бровь, а в глаз. До ужаса часто. Правда, я тоже могу просветить ее как рентгеном. Не зря же говорят: рыбак рыбака видит издалека. Моментальное узнавание. Но я стараюсь не углубляться в эти мысли. Если я, не дай бог, обнаружу в себе хоть какую-то черточку из тех, что вижу в Мишель… кинусь, наверное, вырезать эту самую черточку тупым ножом и без наркоза — только бы поскорее.

— Отменный список. Такой, знаешь ли… — Когда надо, нипочем не найдешь нужного эпитета. — Основательный. А можно я предложу еще и…

«Нельзя, — без обиняков сказал взгляд Мишель. — Никаких предложений!» Сандра и Тони подтвердили глазами, что нельзя. Форменная нелепость, по-моему. Не список, а сплошной депресняк. От этих тем впору было впасть в кому, а мы вроде должны были убедить Гордона, что ему есть ради чего очнуться, точно?

— Не желаешь придерживаться нужных тем, Стори, так и скажи. Я просто не буду на тебя рассчитывать, — прошипела Мишель. — Думаешь, при беседотерапии можно тыкать наугад? Эти темы одобрил доктор Бриджес!

Доктор Бриджес, последний из вызванных к Гордону специалистов, был очень похож на врача из телесериалов. Вылитый Джордж Клуни — только пониже, потолще, не такой красивый и без шарма.

— Слышишь, Артур, их одобрил специалист, — вклинился Тони. Они с Сандрой целыми днями болтались в больнице. — Значит, будем делать так, как говорит Мишель. Нам надо строго держаться списка.

Тони сказал «нам надо», хотя сам не собирался отклоняться от указанных тем. Когда у меня начинаются контры с Мишель, Тони всегда говорит «мы». «Мы» — это он и я. В наших с Мишель конфликтах Тони неизменно выступает миротворцем. «Мыканье» — его подсознательная миротворческая тактика. Как будто если «мы» — он и я — сделаем что-то вместе, это будет сознательный поступок двух взрослых мужчин. (А не очередная уступка двух слабаков одной бой-бабе.)

— Специалисту виднее, Артур, — продолжал Тони. (Тони всегда продолжает. Вся его жизнь — продолжение одной бесконечной тирады.) — Доктор Бриджес лучший в своей области.

Я понял, что он вот-вот разразится панегириком в адрес всех своих знакомых специалистов.

— Ты знаешь, ведь ему было совсем перекрыли кислород, но тут Джеймс Уитни — помнишь Джеймса, крестного Мишель? — тут Джеймс нажал кое-какие кнопочки…

Тони сейчас в том возрасте, когда лечащий врач становится символом общественного положения. Бедолага Тони. Когда-то символом его положения были барышни в его объятиях, или лошадиные силы под капотом его авто, или длина его домашнего тесака для мяса. А теперь, чтобы показать «кто есть кто», Тони сообщает имя хирурга, который кромсал его желчный пузырь, или имена тех, кому вырезали желчный пузырь на одном с ним столе.

— Я кое-что почитала о лечении коматозников, Стори, — перебила отца Мишель. — Темы для беседы должны увлекать, но ни в коем случае не возбуждать. Мозг Гордона сейчас очень, очень уязвим. Его подсознание перенапряжено, потому что сознание…

— Отключилось?

— Вошло в фазу отдыха, — отрезала Мишель. — И я хочу оградить его подсознание от ненужных раздражителей.

Пока она выговаривала «ненужные раздражители», рот у нее скривился как от кислятины и она посмотрела на меня весьма недвусмысленно: «ненужные раздражители» — это «ненужные братья», «никчемные родственники» и далее по списку.

— По-моему, все очевидно, — продолжала Мишель. — Здоровый мозг чувствует, какую информацию стоит сохранить. Но больной мозг…

— Я где-то читал, что наш мозг очень похож на морскую губку, — вклинился Тони. — Он может вместить столько информации, что ее вес в десять тысяч раз превысит его собственный. В десять тысяч, вы только представьте! А я-то всегда поражался, что муравьи поднимают больше, чем весят. Оказывается, муравей просто сопляк перед нашим мозгом!

Тони ждал нашего отклика на эту информацию, которую его мозг явно счел достойной хранения. Я приподнял бровь, глубокомысленно кивнул и пробормотал:

— Невероятно!