Читать книгу - "Змеи Неба и Пламени - Ребекка Кенни"

— У меня такое чувство, что ты насмехаешься надо мной.

— Правда? — Она невинно моргает.

— Брачные танцы — это священные, величественные представления.

— Уверена, что так. Покажешь мне один?

Я отхожу от неё подальше, рыча.

— Я не стал бы исполнять брачный танец для тебя, даже если бы ты была последней самкой на земле. Пока моя обязанность — держать тебя живой и здоровой, но я решил, что, когда твоя трансформация завершится, тебя отправят к другим самкам до брачной лихорадки, во время которой твоим партнёром станет другой самец. Возможно, его терпение окажется больше моего. Или, может быть, превращение в дракона изменит твоё дерзкое поведение на что-то более приемлемое.

Я направляюсь к выходу из пещеры. Спустя мгновение камень ударяет меня в бок. Впрочем, это скорее был мелкий камешек, но должно быть, принцессе пришлось приложить немалые усилия, чтобы бросить его.

Обернувшись, я вижу её за пределами гнезда, покрасневшую и в ярости.

— Мне не нужно становиться приемлемой для тебя, — говорит она. — И ты ничего не знаешь о моём истинном характере.

— Я знаю только то, что ты показала. Есть ли в тебе что-то ещё, кроме девчонки, которая гадит там, где спит, и бесконечно ворчит о мыле, одежде и чае?

Она стоит с сжатыми кулаками. Когда она не отвечает, я отворачиваюсь от неё и выхожу на свет.

Спустя несколько долгих мгновений я слышу слабый звук её босых ног, скользящих по камню, она приближается ко мне. Она садится, скрестив ноги, сбоку от меня, так что я могу видеть её краем глаза.

— Я люблю читать, — тихо говорит она. — Люблю заучивать стихи и песни. Разные песни, не только раздражающие. Иногда я сама пишу песни, но никогда их никому не пою. Мне нравится готовить. Люблю шить и вышивать. И гладить. Это процесс разглаживания складок на одежде. Большинство людей считают его скучным, но мне он кажется успокаивающим, и меня не пугает жар.

Я не понимаю, что означает «вышивать», или зачем нужно разглаживать складки с одежды, но не спрашиваю.

— Я никогда не была принцессой, которая ничего не делает, — продолжает она. — Мне всегда нравилось помогать слугам с работой или с их детьми. Иногда они приводили своих малышей во дворец, и я качала их или играла с ними, пока их родители работали. Лучший возраст — когда дети начинают пытаться говорить. Их глаза такие яркие, и они издают все эти мягкие, нетерпеливые звуки, и смотрят на тебя с таким счастьем и надеждой. Я люблю детей. Всегда любила. Я люблю животных — собак и лошадей. Мою любимую лошадь зовут Фейэвезер. Она будет ужасно по мне скучать. Я надеюсь, что Ворейнцы не будут слишком сильно её нагружать и не сломают её дух.

Тихая грусть в её голосе пробуждает и мою собственную боль, но мягко, словно ветер, шуршащий по траве.

— Я всегда думала, что мне лучше было быть горничной, а не принцессой, — шепчет она. — Мне нравится разбирать шкафы и полки. Выбивать ковры в ясный утренний день. Подметать, сочиняя песни в голове. Может быть, мне суждено было быть женой крестьянина на какой-нибудь процветающей ферме, окружённой сладкими, розовощекими детьми. Может быть, я родилась принцессой по ошибке. Мне всегда не хватало тех амбиций и той безжалостной уверенности, которые нужны, чтобы быть правителем. Во всяком случае так думала моя мать. Это причина, по которой она не рассказывала мне много о войне, не спрашивала моего мнения по государственным делам, не давала мне никаких обязанностей, кроме редких миссий с благими намерениями — посещать бедных или больных. Она использовала меня как игрушку, чтобы отвлекать и успокаивать народ. И, вероятно, она бы устроила для меня брак по договоренности через год-два, если бы Элекстан выжил в войне.

— Она упряма, твоя мать, — говорю я. — Во время тех недель, когда мы сражались за Ворейн, я часто удивлялся, почему она не сдалась. Поражение твоего королевства было неизбежно с того момента, как мы заключили союз с вашими врагами. Если бы она сдалась, нам бы не пришлось убивать так много ваших солдат.

— Её упрямство, может быть, — единственное, что я унаследовала от неё, — признаёт принцесса. — Ты сказал «она упряма», а не «была упряма». Думаешь, она ещё жива? Король Ворейна пообещал заточить нас обеих, а не убивать, но мне хотелось бы знать точно, пощадил ли он её.

— Мне нужно будет встретиться с ним в ближайшее время, могу спросить его.

— Буду благодарна.

Слово «благодарна» тревожит меня, и кажется, что оно беспокоит и её. Она встаёт, бурча что-то себе под нос, и, фыркнув, уходит в глубь моей пещеры.

Мы больше не говорим. Полагаю, мне следовало бы поохотиться или посетить клан, но по какой-то причине я не могу заставить себя покинуть логово. Мысль о встрече с другими драконами невыносима. Мне гораздо приятнее свернуться в гнезде и не двигаться, не говорить и не есть несколько дней.

Но как один из принцев Уроскелле, я не имею права на такой угрюмый покой. Иссириан появляется у выхода из пещеры вскоре после моего разговора с пленницей. Он кивком головы приветствует меня, но я замечаю по натянутой позе его шипов, что он взволнован. Он бросает взгляд на принцессу, прячущуюся в тени у гнезда, а затем говорит со мной на драконьем языке, видимо, не желая, чтобы она услышала.

— Моя пленница всё время требует «расческу для волос». Она очень настаивает на этом. Ты знаешь, что она имеет в виду?

— Ты спросил её?

— Я не хочу, чтобы она посчитала меня глупым и малообразованным в знаниях о людях, — признаётся Иссириан. — Я хочу, чтобы она восхищалась мной.

— Хорошо… — Я бросаю взгляд на свою пленницу, но мне тоже не хочется просить её объяснить этот термин. — Думаю, расческа для волос — это… расческа для волос.

— Щетка?

— Я видел, как воины Ворейна гладили своих лошадей большими деревянными веслами с щетинками. Они называли это «расческами».

— Большое весло с щетинками. — Иссириан с радостью кивает. — Я видел сломанное весло на северо-западном пляже. Наверное, оно прибилось к берегу после кораблекрушения. Думаю, я смогу сделать что-то из этого. Спасибо, мой принц.

После его ухода я ползу в гнездо, но вскоре вылезаю снова, чтобы должным образом встретить следующего прибывшего — Рорриса, слоновидного дракона с алыми крыльями.

— Мой принц, — говорит он тоже на драконьем языке. — Моя женщина плачет с тех пор, как я принёс её в свою пещеру. Могут ли