Читать книгу - "Семья. Измена. Развод - Мария Николаевна Высоцкая"

По дороге домой принимаю таблетку обезболивающего, что дала мама, и прикрываю глаза.

Марк весь путь болтает с отцом и несколько раз что-то спрашивает у меня, но я даже смысла разобрать не могу. Отвечаю невпопад, на что Марк не обращает внимания. Ему важен сам процесс задавания вопросов, а не ответы на них.

Дома прошу Мишу присмотреть за сыном и бегу в ванную, потому что мутит. Тошнота подступает к горлу. Минут десять сижу над унитазом с желанием опустошить желудок, но безрезультатно.

Голова будто свинцом налита, даже поднимаю ее с трудом.

Душ принимаю очень долго. Медленно скребу губкой по коже, привалившись спиной к прохладному кафелю.

Трогаю свои губы и снова взрываюсь от яркой вспышки злости. Кто ему позволял меня трогать?

Все от нервов. Сама себя загнала, знаю, но разве от этого понимания легче?

Забираюсь под одеяло и прикрываю глаза. Примерно минут через пятнадцать слышу, как открывается дверь. Судя по шагам, это Марк.

Сын замирает рядом с кроватью.

— Мам, ты заболела?

— Все хорошо, родной. Маме нужно немного поспать.

Марк кивает с таким серьезным видом, что слезы на глаза наворачиваются. Какой он уже большой.

— Давай я тебе сказку почитаю, — сын с энтузиазмом бежит к себе, а возвращается уже с книгой в руках. Все эти сказки он знает наизусть.

— Давай, — киваю и откидываю одеяло.

Марк быстро забирается ко мне под бок и открывает книжку.

Слушаю его вполуха. Не закрывать глаза становится все сложнее, сон берет свое.

Просыпаюсь среди ночи оттого, что Марк тихонечко попискивает во сне. Открываю глаза и тут же зажигаю ночник. Судя по тому, что верхний свет не горит, а ребенок лежит под одеялом в том же, в чем принес мне книжку со сказками, в спальню заглядывал Миша. Он-то и выключил верхний свет.

Аккуратно вытаскиваю из-под сына книжку и кладу на тумбочку, обнимаю Марка и целую его в лоб. Мне хватает одного прикосновения, чтобы понять, что он просто горит.

Засовываю пальцы под воротник кофты. Вспотел. Лоб горяченный.

— Солнышко, — бужу ребенка, который мечется по кровати во сне. — Маркуша, просыпайся.

Марк нехотя открывает глазки. Белки красные. Щеки тоже ярко-розовые.

— Давай снимем кофточку.

Жду, пока Марк поднимет руки, и стаскиваю с него лонгслив. То же проделываю и со спортивными штанами.

— Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь болит?

Марк жалобно всхлипывает, и я тут же вылезаю из-под одеяла, поудобнее укладывая ему под голову подушку.

— Мама сейчас придет. Градусник возьму и вернусь. Хорошо.

Сын кивает и прикрывает глазки.

Набрасываю халат на сорочку и бегу на кухню. Щелкаю выключателем и вытаскиваю из ящика аптечку. Роюсь в ней в поисках градусника и вообще наличия лекарств от простуды, которые подойдут для ребенка.

Шлепая босыми ступнями по ступенькам, возвращаясь в спальню.

Снова тревожу ребенка, засовывая ему под мышку градусник. Сама же хожу по комнате из угла в угол. Только простуды нам не хватало. Когда он только успел?

Слышу характерный писк и вытаскиваю градусник. Тридцать девять и два.

Вообще, Марк у нас никогда не температурит. Максимум тридцать семь. Даже когда зубы резались, особых проблем не возникало. Поэтому, когда я сейчас смотрю на градусник, впадаю в легкое оцепенение.

Нужно вызвать врача.

Пока ищу телефон, снова чувствую тошноту, резко наклонившись к тумбочке, и наконец-то нахожу смартфон.

Пока вызываю врача, глажу сына по спинке. Он весь мокрый, горит.

Кусаю губы и смотрю на часы. Сказали, через полчаса приедут. Сажусь рядом с Марком и жду. Сердце не на месте.

Сын выглядит таким беззащитным…

Мишины шаги слышу сразу. Князев толкает дверь в мою спальню, и я тут же прикладываю палец к губам. Поднимаюсь на ноги и выхожу в коридор.

— У него температура тридцать девять. Я вызвала врача. Сказали, через полчаса приедут. Где он умудрился простыть? — смотрю на Марка через щелку в двери и обнимаю свои плечи руками.

Князев смотрит на часы. Похоже, он спал в одежде. Нас всех сегодня вырубило, как по команде.

Оставшиеся двадцать минут мы оба сидим рядом с сыном. Молчим.

Я стараюсь не смотреть на Князева, все мое внимание занимает Марк, но иногда взгляд все же дотягивается и до Миши.

По истечении сорока минут никто так и не приезжает.

Миша матерится полушепотом и выходит из спальни. Слышу, как разговаривает по телефону, где-то отдаленно.

Когда возвращается, сообщает, что на трассе произошла большая авария и почти все машины скорой помощи подтянули туда.

— Проще самим съездить в больницу.

— Да. Хорошо.

Растерянно смотрю на кровать и не знаю, за что хвататься.

— Оденься пока. Я его в одеяло заверну.

Киваю и бегу в гардеробную. Быстро надеваю спортивный костюм, кроссовки и догоняю мужа с сыном на руках уже на улице.

Миша держит Марка, закутанного в одеяло как в кокон, на руках. Так и забирается с ним на заднее сиденье. Я же сажусь за руль.

Мы доезжаем до больницы за двадцать минут.

Князев сам договаривается с врачами, а я все это время держу сына за ручку. Он лежит на койке, в палате, которую нам выделили, завернутый все в то же одеяло.

Пока доктор осматривает Марка, прикрываю рот ладонью. Тошнота только усилилась. Меня вот-вот вывернет прямо посреди палаты.

Оставляю Мишу с сыном и выхожу в коридор. Двигаюсь в сторону туалета, чувствуя дикую слабость.

Привалившись к стене, прикрываю глаза. Что со мной происходит?

В голове уже поселилась мысль с объяснением всему происходящему, но я отгоняю ее от себя как только можно.

Спускаюсь на первый этаж, чтобы купить в автомате кофе, и бросаю взгляд на закуток, где продают лекарства. Глаза сами впиваются в коробку с тестами.

Не может быть. Просто не может быть!

Пытаюсь вытащить из памяти, когда были последние месячные, и никак не могу вспомнить. Из-за стресса и частых скачков веса у меня непостоянный цикл. Поэтому на задержки я внимания уже давно не обращаю. Они бывают длительными, иногда я даже забываю отметить их приход в календаре.

Копаюсь в чертогах своего разума, и единственной зацепкой становится лежащий на улице снег. Кажется, в последний «приход» еще был снег.

Февраль? Март?

Беру свой кофе и возвращаюсь в палату. В коридоре сталкиваюсь с Мишей. Он несет Марка в машину.

— Что сказали?

— Простуда. Ничего