Читать книгу - "Опекун - Виктория Лукьянова"

Я оборачиваюсь и жду. Чего жду – непонятно. Но потом беру себя в руки и покидаю комнату-клетку, к которой, к удивлению, уже привыкла.

Здесь не так уж и плохо, если не думать о тех минутах, когда я была катастрофически слаба и беспомощна. Или о тех мгновениях, когда в моей голове селились совершенно странные мысли.

Выбравшись в холл, в котором всё и начиналось, я оглядываюсь по сторонам. Пусто. Тихо. Пугает.

Дверь приоткрыта. Будто меня уже ждут там и никто провожать, конечно же, не будет.

Пожав плечами, покидаю дом и вижу, как для меня открывают дверь автомобиля.

Я уезжаю так же тихо, как и приехала. Две недели остаются просто датами в календаре.

Забираюсь в салон, последний раз смотрю на дом-крематорий и, пожалуй, беру свои слова обратно. Да, здесь мрачно, но все не так уж и плохо, если бы…

Есть темы, о которых я больше не намерена думать.

Большую часть пути я провожу в мыслях о новом для меня доме. Часто ловлю себя на мысли, что путешествую как щенок из приюта в приют, пока кто-нибудь добрый не заберет меня к себе.

Новый дом я тоже называю приютом. Пока не уверена, что смогу здесь чувствовать себя уверенно и спокойно, ведь выбор вновь делаю не я. Семь лет. Нужно потерпеть семь лет. За это время в памяти почти не останется двух недель из календаря, а то, что там все же задержится, будет восприниматься как нелепая случайность или глупая шутка.

В квартире меня уже ждут. Новая домоправительница, повар и уборщица. Каждая представляется, рассказывает о себе и своих обязанностях, а я по привычке не могу запомнить их имена с первого раза. Улыбаюсь, монотонно отвечаю, вроде бы даже благодарю. Для меня устраивают экскурсию по комнатам, и я не сильно-то замечаю разницу с предыдущей жилплощадью. Вновь благодарю, потом ухожу в свою новую спальню и закрываюсь на замок.

Как же я скучала по дверям с замками! С теми замками, которые я могу контролировать.

Ныряю в постель, мну покрывала, сгребаю подушку и зажмуриваюсь.

В голове какая-то каша.

Как бы я ни старалась, но выбросить из головы тот вечер не могу.

Он поцеловал меня. Поцеловал!

Лишь сейчас, оказавшись на достаточном расстоянии от дома опекуна, я могу выдохнуть. Но не получается. Легкие будто наполнены ватой.

Ворочаюсь в постели, то открываю глаза, то вновь жмурюсь. Хочу убедить себя, что мне привиделось, приснилось, разыгралась фантазия, но кажется, что губы до сих пор горят.

Он же мой опекун!

Я мысленно кричу на себя, вдалбливая единственно верную мысль, но в итоге путаюсь пуще прежнего. Опекуны не целуют своих подопечных в губы. Не суют языки им в рот. Не держат в объятиях так, будто боятся отпустить. Не смотрят так…

С первого же ужина я видела этот взгляд, который напугал до мурашек. Теперь я понимаю, как именно смотрит на меня опекун. И от этого вдвойне путаюсь, потому что до сей минуты я была уверена, что в нем нет и не может быть подобных чувств. Я проецировала свои чувства на него: ненавижу – он ненавидит тоже, злюсь – в нем кипит злость, ярость – она топит его глаза. Но…

– Я дура, – шепчу, впечатываясь губами в подушку. Страшно, если из моего рта вылетит хоть одно признание, но они так и вертятся на языке.

Я заблуждалась. Я ошибалась.

Опекун испытывает ко мне иные чувства. И впервые я хочу отдать всё, что у меня есть, лишь бы забраться в его голову. Мысль как напуганная птичка – взлетает и покидает меня, а я остаюсь в постели и жду. Чего жду – не знаю.

Отвлекает от безделья звонок. Номер мне незнаком, но я все равно отвечаю.

– Добрый день, Эрика Дмитриевна.

– Добрый, – бурчу, прислушиваясь к энергичному женскому голосу.

– Я Любовь Анатольевна. Помощница Петра Сергеевича.

В голове в ворохе имен всплывает имя помощницы. Я выдыхаю. Кажется, даже помню, как она выглядит. Женщина лет тридцати пяти, с серыми глазами, блондинистой густой шевелюрой и с неизменным кожаным портфелем.

– Да, я вас узнала.

– Отлично. Не могли бы вы подъехать в офис Петра Сергеевича? Необходимо согласовать новые документы.

Я сглатываю. Кажется, понимаю, о чем идет речь. Опекун говорил про бумаги.

– Да, хорошо. Во сколько?

– Как вам будет удобно.

Я хмыкаю. Мое положение обязывает их ходить по струнке, вот если бы еще вопрос с завещанием не стоял так остро…

– Конечно, постараюсь через час быть на месте.

Я не рвусь в офис семейного юриста. Я не хочу вновь оказываться там, потому что все еще помню, как проиграла предыдущий раунд и во что мне в итоге это вылилось. Но разобраться с делами, чтобы вновь вернуться к бездумному блужданию по дому – чем не повод поторопиться?

На месте я оказываюсь практически вовремя. Новый водитель, который мне предоставлен взамен предыдущего, ловко маневрирует в потоке, молчит весь путь и пристально наблюдает за мной. Наверное, так положено – теперь ни шагу в сторону. Да я и не рвусь нарушать правила. Моя жизнь возвращается в спокойное унылое русло, по которому я плыву, расправив руки. Эта стратегия многим может показаться ужасной, но чем меньше телодвижений я делаю, тем проще достигнуть цели.

В здание вхожу с гордо поднятой головой. Пора бы уже начать немножечко любить себя. Меня ждут. Проводят к адвокату, предлагают кофе или чай, в общем, такого внимания в прошлый раз я не получала. Что-то действительно изменилось.

– Эрика, добрый день! – Петр Сергеевич выползает из-за стола. Он готов обнять меня как старый друг, но я игнорирую жест и сажусь на свободный посетительский стул.

Адвокат находится в замешательстве не дольше трех секунд, потом опускает руки, возвращается за стол и, нацепив на нос очки в широкой тяжелой оправе, начинает вещать. Мы оба понимаем, что здесь я ради дела. Поболтали мы уже в прошлый раз, и оба остались при своем мнении. Теперь исключительно деловые отношения.

– Как вам, возможно, уже известно, – тарахтит Петр Сергеевич, вынимая из серой папки документы, – мы подготовили новое заявление на поступление в университет.

Я киваю. Плевать. Какая разница, где мне учиться и получать корочку. Раз так нужно, я сделаю это.

Адвокат протягивает документы.

– Эрика, я прошу вас ознакомиться. Внимательно все прочесть. Это очень важно.

Вместо ответа просто киваю и принимаюсь за бумаги, и по мере прочтения, ловлю себя на мысли, что ни черта