Читать книгу - "Прибежище из серы и тьмы - Люсинда Дарк"

ногах. Это истинное знание; напоминание о моих собственных способностях и о том, что я вижу, означает, что я могу изменить результат — по крайней мере, в данном случае, — если буду работать достаточно быстро.

— Оставайся здесь, — говорю я, поворачиваясь к тонкой двери.

Низкий, усталый смешок следует за мной, и когда моя рука опускается на ручку, я оглядываюсь через плечо. Ее ресницы приподнимаются, и она поворачивает голову в мою сторону, тень улыбки играет на ее губах. — Ты уверен? — спрашивает она. — Я подумала, что могла бы прогуляться по саду.

У меня отвисает челюсть. Нижняя часть ее тела покрыта свежей кровью, лицо искажено агонией, и все же она продолжает шутить. Качая головой, я поворачиваю ручку и выхожу в тускло освещенный коридор. — Я быстро вернусь, — говорю я ей. — Подожди до тех пор, Ари. Пожалуйста… если я тебе хоть немного небезразличен, не умирай до моего возвращения.

Когда я в следующий раз смотрю на нее, улыбка исчезает. Ее глаза — застывшие ямы из стали и камня. — Я не умру до тех пор, пока этот ребенок не появится на свет, — говорит она мне, и каким-то образом, это облегчает мое беспокойство. Независимо от того, какое будущее я вынужден предвидеть, у меня сложилось отчетливое впечатление, что Ариадна, моя самая близкая подруга и доверенное лицо, нарушила бы законы мира, чтобы увидеть рождение своего ребенка. Я никогда не был так благодарен за доказательство того, что она отвергла меня.

Я слегка наклоняю голову и позволяю двери закрыться. В ту же секунду, как она исчезает из виду, я бегу в конец узкого прохода. Когда мы приехали в маленькую деревушку на окраине Пограничных Земель, вдали от городов Богов, я увидел множество смертных фермеров на их полях. У них были быки и лошади. Несомненно, кто-то в этой деревне помог животному родить. Хотя это меньше, чем она заслуживает, Ариадна получит их помощь, она родит своего ребенка.

Полчаса спустя, с измученной женщиной, спешащей справа от меня, и довольно полным мужчиной с седой бородой слева, я возвращаюсь к зданию, которое служит одновременно таверной и постоялым двором в деревне. Я тороплю их обоих вверх по скрипучей лестнице на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки за раз, пока не влетаю обратно в комнату.

Задыхаясь и тяжело дыша, я шагаю через комнату к Ариадне. Ее глаза открыты, когда мои колени касаются неровных досок пола. — Ари, я привел помощь, — говорю я ей, беря одну руку в обе свои. Она холодная. Слишком холодная. Я пытаюсь втереть немного тепла в ее плоть, но, похоже, это не помогает.

Мужчина вразвалку входит в комнату и устраивается между ног Ариадны. Женщина мгновенно оказывается рядом с ним, ее лицо искажено гримасой. Мужчина, скотовод, признался, что помогал рожать многим живым существам, а женщина — акушерка на пенсии. Хотя она утверждала, что уже несколько лет не оказывала помощи при родах, она была лучше, чем ничего, и я не хотел больше тратить время на поиски.

— Вы можете ей помочь? — Спрашиваю я, настойчиво потирая руки Ариадны.

Мужчина склоняет голову, приподнимая простыню, которая снова упала на ноги Ариадны, теперь, когда они больше не согнуты в коленях. Должно быть, она слишком устала, чтобы держать их. Лицо акушерки бледнеет, когда она осматривает эту сцену. Пожалуйста, я молча умоляю. Пожалуйста, помогите ей.

Когда мужчина появляется снова, на его лице застывают неодобрительные морщины. — Извините, сэр, но из-за всей этой крови я не возлагаю больших надежд на женщину или ребенка.

— Но ты все еще можешь что-то сделать, — огрызаюсь я. — Ты же можешь?

Он качает головой. — В подобных случаях я бы порекомендовал разрезать живот матери, чтобы спасти ребенка — так по крайней мере один из них останется в живых. Если так будет продолжаться и дальше, они оба умрут.

Разрезать мать… — Нет. — Во мне вскипает гнев, эмоция, которую я никогда раньше не испытывал с такой силой. Гнев. Горячий. Полный острой ярости. — Нет, она не умрет.

Женщина выходит вперед, ее лицо морщится так, как я видел у многих, когда они испытывают сочувствие. Я отмахиваюсь от нее с проклятием. — Не делай этого, — киплю я. — Не смей говорить мне, что больше ничего нельзя сделать.

Мужчина стоит, глядя на Ариадну сверху вниз, уперев руки в бедра. — Такое количество крови говорит мне о том, что ребенок, вероятно, лежит неправильно, — говорит он. — Он пытается выйти не так, как надо. Будь ваша жена одной из моих коров, я бы просто засунул руку и перевернул теленка, но… — Он поднимает обе руки, и я вижу проблему без его объяснений. Он крупный мужчина с довольно крупными руками. Неважно, что тело Ариадны должно быть создано для рождения, ее сила против его смертных костей сломила бы его, если бы ему даже удалось проникнуть внутрь. Я не утруждаю себя поправлять его в предположении о наших отношениях. Мужчина медленно опускает руки по швам и делает шаг назад. — Прошу прощения, сэр. Я не могу вам помочь.

С этими словами он поворачивается и направляется к двери. Теряя надежду, я бросаю взгляд на женщину, которая маячит поблизости, ее глаза перебегают с Ариадны на кучу пропитанных кровью простыней на краю кровати и обратно.

— Пожалуйста. — Я не знаю, что еще делать, к кому еще обратиться за помощью. Когда фермер уходит, тихо качая головой и закрывая за собой дверь, я остаюсь ни с кем, кроме смертной акушерки.

Заламывая руки перед перепачканным фартуком, она хмурится и снова обращает свое внимание на нас с Ариадной. — Вы не такие, как мы, — начинает она.

Я закрываю глаза. Ах, эта гребаная классовая система Трифона. Смертные и Боги. Я хочу проклясть его высокомерие. Прийти в этот мир и создать наше общество в качестве благосклонных Богов для здешних людей — это такой тошнотворный вид угнетения. Я опускаю голову.

— Нет, мэм, — отвечаю я. — Мы не такие.

— Я… я хочу, чтобы вы заверили меня, что я не буду наказана в случае неудачи. — Ее заикающееся, наполненное страхом требование заставляет мою голову вскинуться и моим глазам открыться, чтобы посмотреть на нее.

— Ты поможешь нам?

Она глубоко вдыхает и движется вперед. Схватив ящик, стоящий у дальней стены под настенным бра, освещенным горящим маслом, она тащит его к изножью кровати. — Если вы пообещаете мне и поклянетесь, что я не буду наказана, если ничего нельзя будет сделать, — говорит она мне. — Если вы… — она делает паузу и сглатывает, — тот, кем я вас считаю, тогда, без