Читать книгу - "Моя навеки, сквозь века - Марина Повалей"

— Алиса Ивановна, — Слепцов сдвинул брови. — Извольте не отвлекаться. Не отходите от темы разговора.

— Просто понимаете… это через пятнадцать лет он станет всем известен, сейчас же, он один из сотен… — я задумалась, стараясь припомнить, — его арестовали осенью девятьсот шестого, за “финансовый манифест”, но я не уверена, что кому-то известно, что именно он с Парвусом стоял в гуще стачек в девятьсот пятом.

Вася кивнул.

— Вы думали над этим? Что бы вы сделали с этим человеком?

Вот это вопрос!

— Не знаю, правда не знаю… в будущем он прольёт реки крови. Но до того… он очень талантливый оратор, пропагандист. Как человек я не могу желать кому-то смерти, но таким жить нельзя… а если не станет его, вдруг, его место займёт ещё кто-то более кровожадный? Вдруг будет ещё хуже? В идеале: его бы поставить на свою сторону, но он идейный, он не пойдёт на это, пока такие вот, как Бризаки ваши, украшают платья камнями и эти платья носят, пока другая, большая часть страны горбатится на заводах чтобы просто поесть и не умереть с голода.

— Понял.

Несколько минут мы шли в тишине.

— Скажите, Алиса Ивановна, вы тоже считаете, что нужно всё забрать у богатых и раздать бедным?

— Нет, конечно нет! Но… понимаете… всё нужно менять…

— Понял, — перебил меня. — Расскажете в следующий раз, что именно вы хотите менять в нашей прогнившей системе, — и такой яд в голосе! — Мне, к сожалению, пора искать вашего агитатора и талантливого оратора. К тому же идейного. Я поймаю вам извозчика?

— Нет, я прогуляюсь. Василий, что вы будете делать?

Он пожал плечами.

— Пока ума не приложу, но точно задержу его этап. А там решим. До свидания, Алиса Ивановна.

Он взял мою руку сам, замялся на миг, быстро глянул по сторонам и приник к ней горячими губами. Попал в то самое место, место обручалки.

И сбежал!

Что это вообще такое было?

И хотелось бы не думать о Слепцове, но не получалось. Даже в череде дел Алисы с учёбой, дома, учениками, я всё равно то и дело возвращалась мыслями к Васе.

Что удалось ему сделать? Удалось ли? А если удалось, что будет дальше?

Мамочки!

Всё же, какой он… и тот, прежний, и другой одновременно.

Даже руку поцеловал… совсем неожиданно. Много бы отдала, чтобы узнать, о чём он думает, думает ли вообще обо мне.

Как оказалось – думал да не только, потому что спустя два дня выскочил, как чёрт из табакерки на меня, только я вышла из невского ангела.

— Боже мой! Нельзя же так пугать! — схватилась за сердце, стараясь дышать, потом опомнилась: — что вы здесь делаете?

— Жду вас. Хотел вам кое-что показать. Уделите мне час своего времени?

И опять абсолютно непроницаемое лицо.

Что там? Какой-то сюрприз? Свидание?

Сложно было не улыбаться, успокоиться, но я безропотно пошла за ним.

— Будь вы простой девушкой, я бы не попросил вас, но, я хотел бы, чтобы вы вошли со мной в одно место, кое-что увидели. Обещаю: вам ничего не угрожает. Ни вашей безопасности, ни вашей чести.

Стоит признать, Слепцов умеет сбить романтический настрой. Это его “попросил” и про “безопасность”...

Минут через двадцать мы подошли к угловому розовому дому на Грибоедова, точнее, пока на Екатерининской набережной. Тот самый, с барельефами писателей на фасаде.

— Пойдёте? — переспросил ещё раз, ухватившись за ручку двери.

Я только задрала повыше подбородок. Не знаю, что он там себе надумал, но уж точно не стану отказывать ему в помощи из-за какой-то там репутации.

Просторная парадная, мы пошли по лестнице:

— Четвёртый этаж, — прокомментировал мой спутник.

Не очень-то престижно (6). Тот, кто здесь живёт, явно не богат. Последний этаж в доме без лифта – удел среднего класса.

Ажурная лестница, плитка на полу – не помпезно, но и не бедно. Впрочем, на Екатерининском бедняки жить и не станут. Зато потолок лепной, даже в подъезде.

Из широкого в пол окна на каждом пролёте, виден обыденный двор-колодец.

Я попыталась приглядеться, гадая, в какой стороне выход-вход.

Звякнули ключи, дворник вышел из своего флигелька, сходу уставился на меня, глазеющую в окно. Я отпрянула.

— Там… — с перепугу покачнулась, вцепилась в Васино плечо.

— Ясно, — сказал, переглянувшись с мужиком и открыл дверь.

Маленькая передняя-прихожая – я заколебалась, раздеваться не хочется.

— Не снимайте шубу. Мы не на долго. И помните: вам ничего не угрожает.

Странная эмоция… досада, сожаление? На миг скользнула по его лицу, пока он не вернуло себе невозмутимость.

Кивнул и распахнул двустворчатую дверь, входя первым.

Очередное допотопное, ненавистное мне питерское убожество, из которого скоро сделают коммуналку: высокие потолки, широкие окна. Полукруглая просторная комната, в центре её стол. Человек, сидящий на единственном стуле даже не вздрогнул при нашем вторжении, не повернул головы. Густые тёмные волосы длиннее обычного, очевидно несвежий пиджак.

— Пройдите к окну, посмотрите на этого человека и скажите, знакомы ли вы с ним?

Нехорошее, ужасное чувство, будто недавно я сама рыла яму, в которую сейчас залажу.

Я послушалась. Предвкушая ужас, который, точно знаю, сейчас испытаю, я прошла к окну.

Короткий взгляд ледяных глаз за короткий миг прожевал и выплюнул меня.

Человек этот не счёл меня стоящей ни своего разглядывания, ни внимания. Но я всё равно не могла задышать. Казалось, что я – мелкая, глупая букашка рядом с ним. И то ли это последующее величие его фигуры, которое ещё прогремит, то ли он и правда такой – будто выше и квартиры этой, и меня, и штабс-капитана, что держит его здесь.

— Знакомы ли вы с этим человеком? — голос Васи без единой эмоции.

Знакомы ли… не знаю ли я, кто это, а знакомы ли мы.

— Нет.

— Вы знаете эту барышню?

Арестант не взглянул на меня повторно, смотрит в стену.

— Не имел удовольствия, — чеканно, громко. В абсолютный разрез с произнесённым. Едва ли хоть какие-то удовольствия его интересуют.

Команда на выход и я чуть ли не побежала.

Скрип паркета под ногами, стук двери, скрежет ключа в замке.

— Что это? Зачем? Это ведь он! Он! — забылась, заговорила громким шёпотом.

— Я должен был убедиться, что вы не сводите свои счёты моими руками.

Он закрыл дверь, убрал ключ и пропустил меня вниз.