Читать книгу - "Поющие в терновнике - Колин Маккалоу"

— Да, наверно. А зачем тебе это?

— Затем, что тогда на меня не страшно будет смотреть.

— Так ведь, кажется, для актрисы внешность не имеетзначения?

— Перестань, мама. Мне эти веснушки вот какосточертели.

— И ты решительно не хочешь стать художницей?

— Еще как решительно, благодарю покорно. —Джастина, пританцовывая, прошлась по кухне. — Я создана для подмостков,сударыня!

— А как ты попала в Каллоуденский театр?

— Меня прослушали.

— И приняли?!

— Твоя вера в таланты собственной дочери просто умилительна,мама. Конечно, меня приняли! К твоему сведению, я великолепна. И когда-нибудьстану знаменитостью.

Мэгги развела в миске зеленую глазурь и начала осторожнопокрывать ею готовое печенье.

— Для тебя это так важно, Джас? Так хочется славы?

— Надо думать. — Джастина посыпала сахаром масло,до того размякшее, что оно заполнило миску, точно сметана: хотя старую дровянуюплиту и сменили на газовую, в кухне было очень жарко. — Мое решение твердои непоколебимо, я должна прославиться.

— А замуж ты не собираешься? Джастина презрительноскривила губы.

— Черта с два! Всю жизнь утирать мокрые носы и грязныепопки? И в ножки кланяться какому-нибудь обалдую, который подметки моей нестоит, а воображает себя моим господином и повелителем? Дудки, это не для меня!

— Нет, Джастина, ты просто невыносима! Где ты научиласьтак разговаривать?

— В нашем изысканном колледже, разумеется. —Джастина быстро и ловко одной рукой раскалывала над миской яйцо за яйцом. Потомпринялась яростно сбивать их мутовкой. — Мы все там весьма благопристойныедевицы. И очень образованные. Не всякое стадо безмозглых девчонок способнооценить всю прелесть таких, к примеру, латинских стишков:

Некий римлянин из Винидиума

Носил рубашку из иридиума.

Говорят ему:

— Не странно ль ты одет? -

А он в ответ: «Id est bonum sanguinem praesidium»[13].

Губы Мэгги нетерпеливо дрогнули.

— Конечно, очень неприятно признаваться в своемневежестве, но все-таки объясни, что же сказал этот римлянин?

— Что это чертовски надежный костюм.

— Только-то? Я думала, услышу что-нибудь похуже. Тыменя удивляешь. Но хоть ты и очень стараешься переменить разговор, дорогаядочка, давай вернемся к прежней теме. Чем плохо выйти замуж?

Джастина насмешливо фыркнула, довольно похоже подражаябабушке.

— Ну, мама! Надо же! Кому бы спрашивать! Мэггипочувствовала — кровь прихлынула к щекам, опустила глаза на противень сярко-зелеными сдобными елочками.

— Конечно, ты очень взрослая в свои семнадцать лет, авсе-таки не дерзи.

— Только попробуй ступить на родительскую территорию,сразу тебя обвиняют в дерзости — правда, удивительно? — осведомиласьДжастина у миски со сбитыми яйцами. — А что я такого сказала? Кому быспрашивать? Ну и правильно сказала, в самую точку, черт возьми! Я же не говорю,что ты неудачница, или грешница, или что-нибудь похуже. Наоборот, по-моему, тына редкость разумно поступила, что избавилась от своего муженька. На что тебедался муж? Денег на жизнь тебе хватает, мужского влияния на твоих детей хотьотбавляй — вон сколько у нас дядюшек. Нет, ты очень правильно сделала! Замужество— это, знаешь ли, для безмозглых девчонок.

— Ты вся в отца.

— Опять увертки. Если я тебе чем-то не угодила, значит,я вся в отца. Что ж, приходится верить на слово, я-то сего достойногоджентльмена сроду не видала.

— Когда ты уезжаешь? — в отчаянии спросила Мэгги.

— Жаждешь поскорей от меня избавиться? —усмехнулась Джастина. — Ничего, мама, я тебя ни капельки не осуждаю. Ночто поделаешь, обожаю смущать людей, а тебя особенно. Отвезешь меня завтра ксиднейскому самолету?

— Давай лучше послезавтра. А завтра возьму тебя в банк.Сама посмотришь, что у тебя на текущем счету. И вот что, Джастина…

Джастина подбавляла муку и ловко управлялась с тестом, но,услышав что-то новое в голосе матери, подняла голову.

— Да?

— Если у тебя что-нибудь не заладится, прошу тебя,возвращайся домой. Помни, в Дрохеде для тебя всегда найдется место. Что бы тыни натворила, чем бы ни провинилась, ты всегда можешь вернуться домой.

Взгляд Джастины смягчился.

— Спасибо, мам. В глубине души ты старушка неплохая,верно?

— Старушка? — ахнула Мэгги. — Какая же ястаруха! Мне только сорок три.

— О господи! Так много?

Мэгги запустила в нее печеньем-елочкой и угодила по носу.

— Вот негодяйка! — Она засмеялась. — Тыпросто чудовище! Теперь я чувствую, что мне уже все сто.

Дочь широко улыбнулась.

Тут вошла Фиа проведать, что делается на кухне; Мэггиобрадовалась ей как спасению.

— Знаешь, мама, что мне сейчас заявила Джастина? ЗрениеФионы ослабло, немалого труда ей стоило теперь вести счета, но за потускневшимизрачками ум сохранился по-прежнему зоркий.

— Откуда же мне знать? — спокойно заметила она ине без испуга поглядела на зеленое печенье.

— Ну, иногда мне кажется, у вас с ней есть от менякое-какие секреты. Вот только что моя дочь ошарашила меня новостью, и сразуявляешься ты, а ведь тебя в кухне целую вечность не видали.

— М-мм, хоть с виду и страшно, а на вкуснедурно, — оценила Фиа зеленое печенье. — Право, Мэгги, я вовсе незатеваю у тебя за спиной заговоров с твоей дочкой. Что ты на этот разнатворила? — обернулась она к Джастине, которая опять заполняла тестоммасленые и посыпанные мукой противни.

— Я сказала маме, что буду актрисой, бабушка, только ивсего.

— Только и всего, а? Это правда или просто еще однатвоя сомнительная шуточка?

— Чистая правда. Я вступаю в Каллоуденскую труппу.

— Ну и ну. — Фиа оперлась на стол, насмешливопосмотрела в лицо дочери. — До чего дети любят жить своим умом, неспросясь старших, а, Мэгги?

Мэгги промолчала.

— А ты что, меня не одобряешь, бабушка? — повысилаголос Джастина, уже готовая ринуться в бой.