Читать книгу - "Мрачный похититель - Фейт Саммерс"

часа назад. Рядом с рощей ивовых деревьев, которая выходит на кафетерий, стоит деревянная скамейка. Я слишком далеко, чтобы заглянуть внутрь, но я мог наблюдать за Изабеллой отсюда вчера и позавчера, когда она выходила на кофе-брейк.

Трекер Доминика работает безупречно и будет полезен, если мне придется следовать за ней на машине или если она куда-то уедет, а я потеряю ее из виду.

Это также будет полезно для отслеживания потенциальных возможностей, чтобы забрать ее. Это работает, связываясь с ее телефоном удаленно. Пока ее телефон включен, я могу отслеживать ее. Когда я вышел из дома сегодня утром, он все еще работал над своим подслушивающим устройством. Я надеюсь, что он подготовит его сегодня.

На данный момент — это хорошее место для наблюдения, потому что парк — общественное место, и мне не нужен повод, чтобы оказаться здесь. Общественность и пациенты пользуются им одинаково. Персонал клиники сопровождает пациентов на прогулках к озеру, где они смешиваются со всеми остальными, кто там наслаждается пейзажем.

Хотя я знаю, что не смогу полностью забрать ее отсюда, мне нравится наблюдать за ней. Иногда можно узнать человека, наблюдая за тем, что он делает. Его манеры помогают установить личность. Для меня все — это инструмент и то, что я могу использовать каким-то образом.

У меня в руках белый цветок-оригами, который я сделал из листовки, найденной на дворнике моей машины. Он занимает мои руки, пока я жду. Такие вещи не дают мне сойти с ума. Это Доминик научил меня делать его, когда мы были детьми.

Я выпрямляюсь, когда дверь кафе открывается, и выходит Изабелла. Она вышла немного раньше, чем вчера, и сегодня нет кофе.

Она выглядит расстроенной, и вместо того, чтобы остановиться у пруда, чтобы покормить уток, как она делала раньше, она продолжает идти мимо пруда и спешит к маленьким металлическим воротам, ведущим в общественный парк.

Я тут же встаю и оглядываюсь по сторонам.

Могу ли я забрать ее сейчас?

Черт, если бы я мог, все было бы настолько гладко, насколько это вообще возможно.

Она одна, совсем одна, без охраны. Вокруг никого, только я и она. Я никогда не видел ее так далеко от охраны. Было бы так легко ее забрать.

Но что дальше?

Моя машина слишком далеко. Если уколоть ее транквилизатором, она обмякнет, как мертвая, и люди это заметят. Я мог бы рискнуть и придумать какое-нибудь оправдание, что она упала в обморок, но мне не нужно, чтобы ее охранник меня увидел, тогда вся миссия будет провалена.

Это слишком рискованно. Мы зашли слишком далеко, чтобы я облажался. Я зашел слишком далеко, чтобы дерьмо случилось.

Итак, я наблюдаю за ней.

Я не спускаю с нее глаз, пока она идет в лес и останавливается у самой дальней от меня ивы.

Кажется, она расстроена.

Я понимаю, что она в шоке, когда она кладет голову на толстый пень и начинает плакать. Сильно.

Я, может, и монстр, таящийся в ярком утреннем солнечном свете, но, черт возьми, даже я могу отличить слезы боли от слез души. Вот что с ней сейчас происходит. Она не просто плачет.

Что-то сжимает меня, когда я смотрю, как ее плечи содрогаются при каждом рыдании.

Я ебучий ублюдок. Я собираюсь встряхнуть жизнь этой девушки самым худшим образом. Мне скоро придется ее похитить, кошмар любой женщины, но ее слезы смягчают мое сердце.

Прежде чем я успеваю осознать, что делаю, ноги несут меня к ней.

Прежде чем я это осознаю, я оказываюсь там, совсем рядом с ней, и мое присутствие пугает ее.

Она резко поворачивается ко мне, ее щеки покрыты пятнами слез, но я вижу ее глаза, которые смотрят на меня.

Я видел ее фотографии, и я наблюдал за ней издалека, но, черт возьми, вблизи у этой женщины такой тип красоты, что на нее действительно хочется смотреть.

В голове, когда я представлял, что подойду к ней так близко, я просто думал о том, чтобы взять ее. Один хват и доза транквилизатора на запястье или на шею. Это была простая версия того, как я ее взял. До этого я представлял, как беру в руки кого-то, кого любит Мортимер, и отрубаю ему голову так же, как он сделал с моей девушкой.

Однако, когда я смотрю на эту женщину, вид ее страданий пробуждает во мне что-то, что когда-то было человеческим, и позволяет мне увидеть кого-то сломленным.

Когда ее мягкие пухлые губы приоткрываются, я возвращаюсь к реальности и понимаю, что просто пялюсь на нее.

— Я видел, как ты плакала, — объясняю я, и ее щеки краснеют от смущения.

— Ох… Боже… Я не знала, что здесь есть еще кто-то, — отвечает она и пытается взять себя в руки.

— Кто-то умер? — спрашиваю я.

— Нет.

— Тогда, что бы ни произошло, это не может быть так уж плохо. Верно?

— Я так думаю. Но, может, есть что-то и похуже смерти.

Ее слова меня удивляют. Нечасто я встречаю кого-то, кто открыто делится такими мыслями или чувствами в столь откровенной форме.

— Кто-нибудь когда-нибудь умирал за тебя? — спрашиваю я, и по ее щекам текут новые слезы.

Она кивает, и ее глаза наполняются болью. Болью, которая может возникнуть только от того, что ты видишь что-то серьезное и это происходит с тобой.

— Разве это хуже смерти? — возражаю я.

— Нет… — Она качает головой.

— Тогда… не может быть, чтобы все было так плохо.

Я понимаю, что наш разговор перешел на уровень, неприемлемый для незнакомцев.

Она тоже это знает, но в ее глазах загорается огонек, когда она смотрит на меня и кивает в знак согласия.

Я смотрю на нее, впитывая ее присутствие, миллион мыслей проносятся в моей голове, но мне интересно, что ее сюда послало. Что могло ее так расстроить, что она так заплакала.

Что может быть хуже смерти?

Люди говорят, что некоторые вещи являются худшим наказанием, но смерть — это конец. Для тех, кто остался, это боль, которая выходит за рамки всего, что кто-либо мог бы описать.

— Пожалуй, ты прав, — отвечает она, ее взгляд падает на маленький оригами-цветок в моей руке. Лицо озаряется интересом. — Что это?

Я поднимаю цветок и слегка улыбаюсь. — Цветок.

Ее улыбка становится еще шире. — Он прекрасен.

Я не успеваю заметить, как протягиваю ей цветок. — Возьми. Я сделаю другой.

— Спасибо. У меня никогда не было ничего подобного.

— Теперь есть, — отвечаю я.

Эхо открывающейся двери заставляет ее обернуться в ту сторону, откуда она пришла.