Читать книгу - "Леди любят артефакты 2 - Яра Горина"

Повисла неловкая пауза. Я инстинктивно отступила под недоуменным взглядом Блэквуда. Но он не разразился тирадой. Тихо ступая, точно хищник, мужчина приблизился ко мне, низко опустил голову к моему лицу, точно хотел поцеловать… И сделал шумный вдох.

— Вы пьяны?

— Как вы смеете! — я отпрянула. — Прекратите немедленно эту унизительную процедуру!

Лорд Блэквуд не обратил внимание на мое негодование и снова принюхался.

— Странно, характерного запаха нет.

— Конечно, нет! Я выпила всего лишь стаканчик. Один-единственный стаканчик.

— Моргулис обычно так и говорит, — как бы невзначай заметил лорд, роняя слова в пустоту, и пока я задыхалась от гнева, добавил. — В любом случае, это многое объясняет. Позвольте узнать, с чего именно началось ваше знакомство с миром крепкого алкоголя?

— А вот и не угадали. Это был коктейль пиммс, и он вовсе некрепкий.

— Ага, народная классика! И где вы только нашли его?

— В «Косом башмаке». Кажется. Или в «Кривом». Уже не помню.

— Ясно, благороднейший из приличнейших повел вас по злачным местам города…

— Ваша ирония не имеет ничего общего с реальностью, — что ж, раз он хочет знать неприглядную правду, пусть насладиться ей сполна. — У лорда Инграма есть воображение! Он мыслит нетривиально, не ставит себя выше простых людей и не нуждается в том, чтобы пускать пыль в глаза! С ним и в простой таверне весело, а не только в фешенебельном ресторане.

Лорд пропустил мимо ушей шпильку о свидании в «Бернардине». Или  сделал вид, что не понял о чем речь. Зато хорошо изобразил озадаченность:

— И это всего «один стаканчик»?! Сложно поверить, но вряд ли вы бы стали врать. Леди Лавлейс, послушайте и постарайтесь запомнить, у вас много талантов, однако пить — не один из них.

— Похоже, в женщинах превыше всего вы цените именно эту добродетель! — вспылила я, намекая на леди Ричардс, которую без бокала в руке или бутылки на столе не видела ни разу.

Лорд моргнул, выражение его лица было таким, будто я заговорила на нотовее задом наперед. Не понимал ли он, или только делал вид, что не понимает, неважно. Важно то, что развивать эту тему дальше он не собирался.

— Леди Лавлейс, учитывая ваша состояние, думаю, нам лучше вернуться к этому разговору завтра. Пока мы оба, подчеркиваю, оба не наговорили того, о чем бы пришлось сожалеть. Давайте я провожу вас в вашу комнату.

— Благодарю, но я справлюсь.

Я вновь отступила. Головокружение накатило с новой силой. В висках стучали наковальни. Хотела найти опору, но вдруг, словно в подтверждении его несправедливых обвинений, задела напольную вазу, с грохотом покатившуюся по полу. В голове у меня помутилось и сознание начало ускользать.

— Не сомневаюсь, но боюсь, что при этом разнесете ползамка. Видите ли, будет очень обидно, что стены, которые выстояли в темные времена, воины и что-то еще, не переживут выходок хмельной гувернантки…

Прежде чем потерять сознание, я почувствовала сильные руки на своей  талии, не позволившие мне рухнуть на пол.

***

В полусне я летела по слабо освещенным коридорам замка. Руки, обнимаюшие меня, были теплыми и уютным. Голова покоилась на груди лорда Блэквуда, обтянутой мягким бархатом камзола. Я не хотела этого делать, ведь это так неприлично, но голова казалось такой тяжелой, а в объятия сильными и надежными. Сладковатый запах табака и бренди успокаивал, и я то и дело проваливалась в сон.

Обрывками я видела высокую дверь и мягкий свет, загоревшийся в спальне. Лорд Блэквуд бережно опустил меня на перину, и голова утонула в подушке. Я почувствовала его мягкие губы на своих висках, а потом руки  на моей груди. Он пытался распустить корсет и раздеть меня. Я прищурила и попыталась поднять голову. Перед глазами расплывался темный силуэт лорда в полутьме.

— Нет, не надо, — слабо сопротивлялась я.

— Тише-тише, — шептал голос, а руки все проворней расправлялись с корсетом.

— Я не такая…

— Какая? — внезапно спросил лорд голосом Нэнси. — Вам плохо, у вас жар. Сейчас я накрою вас одеялом.

Я крепко зажмурилась и вновь открыла глаза. Передо мной была перепуганная служанка: растрепанная, в стареньком халате, накинутым поверх ночной рубашки. Я перестала сопротивляться и с облегчением откинулась на перину. Голоса слышались, точно из-под толщи воды:

— Вы правы, у нее жар. Сейчас приготовлю отвар и добавлю корень девясила.

— Нет, только от горячки, — тихо возразил Блэквуд.

— А похмелье?

— Лучшая профилактика от подобных выходок.

Глава 5: Подарок с секретом

На следующее утро, мучаясь слабостью, я воображала себе тысячу самых ужасных последствий своей ночной прогулки и, что еще хуже, грубого разговора с хозяином замка. Но прошло уже несколько дней, а в Холмах жизнь текла с той же размеренностью, что и обычно.

Хорошая новость заключалась в том, что Лорд Блэквуд, несмотря на многозначительные взгляды в мою сторону, не стал распространяться о произошедшем. Временами, я читала в его глазах, «мол, все помню, леди Лавлейс, но приберегу свое знание до лучших времен». Но, кажется, я уже привыкла к его насмешливости и понимала, что в ней нет желания унизить или оскорбить. Похоже, его попросту забавляли мои муки совести. Хотя в глубине души я все еще сопротивлялась мысли о том, что лорд Блэквуд прав и мое плохое самочувствие было связано с тем, что я банально перебрала, точно какая-нибудь бродяжка.

Я готова была сгореть со стыда, представляя, как об этом станет известно всему замку. И каково же было мое облегчение, когда выяснилось, что лорд Блэквуд приказал Нэнси молчать и оставить все произошедшее в тайне. Я не знала наверняка, как звучало его распоряжение. Лишь то, что Нэнси восприняла его более чем серьезно.

Собственно, в этом заключалась плохая новость: камеристка Бэтти рьяно встала грудью между мной и воображаемым алкоголизмом, который вот-вот меня настигнет. Так из ванной комнаты пропала туалетная вода на спирту. Пайпер божилась, что не прикасалась к флакону, а Нэнси принялась настойчиво советовать пользоваться розовой водой. Она делала такие выразительные знаки глазами, что я чуть не задохнулась от возмущения. Но на каждое возражение, Нэнси принималась вспоминать Моргулиса и говорить со мной, как с душевнобольной. Спорить с ней было невозможно,