Читать книгу - "Под знаком Софии - Елена Раскина"

28 июня 1762 года настал час великой княгини Екатерины. Подошло к концу почти двадцатилетнее ожидание собственного величия. Все было подготовлено для заговора: ни о чем не подозревавший Петр III покинул Петербург ради аллей и фонтанов Петергофа, пока его предусмотрительная супруга собирала в столице войска. На сторону императрицы перешли три пехотных гвардейских полка, конногвардейцы, полк гусар и два полка инфантерии. Командование Екатерина передала графу Кириллу Разумовскому, который перенес на императрицу то безоглядное обожание, которое некогда испытывал к великой княгине. Григорий Орлов и княгиня Дашкова всюду сопровождали Екатерину, но за кулисами переворота стоял граф Сен-Жермен.

В ночь на 28 июня Екатерине приснился странный сон. Они с княгиней Дашковой стояли на ярко освещенной сцене придворного театра. Впрочем, нет, этот театр мало походил на санкт-петербургский. Ничего пышного, аляповатого, чрезмерного – ни позолоты, от которой рябит в глазах, ни обожаемых Елизаветой зеркал, в капризной глади которых еще совсем недавно тонула тощая штеттинская девчонка. До боли знакомая обстановка, строгие, классические линии…

Где же она видела все это раньше? Конечно же это была гамбургская опера, в которую еще ребенком водила Фике бабушка. Юная Ангальт-Цербстская герцогиня сидела с бабушкой в ложе, а на сцене актриса в голубом бархатном платье, расшитом золотом, утирала подведенные глаза кружевным платочком, а потом, картинно заламывая руки, пела о любви и ненависти. Впрочем, все было лживым – и слезы, и платок у равнодушных глаз! Женщина в голубом бархате переигрывала, и предводительнице штеттинских сорванцов совершенно не хотелось на нее смотреть. Тогда Фике еле дождалась конца длиннейшего оперного представления, и вот теперь, через много лет, Фике снова приснилась гамбургская опера. Только вместо певицы в голубом бархате на сцене стояла она сама – в гвардейском мундире и с саблей в руках.

В ложе сидела тетушка Эльза и, опираясь на руку стоявшего рядом с ней голштинского племянника, не сводила глаз с двух Екатерин – Фике и княгини Дашковой. Елизавета улыбалась, но улыбка эта была наполнена скорбью, как чаша – вином.

«Мое время ушло, – говорили ее бесконечно усталые глаза, – а твое наступило…» Лицо Петра Федоровича было неподвижным, неестественно бледным, как застывшая посмертная маска. Екатерина отвела глаза от императорской ложи – невыносимо смотреть на тех, кто должен уйти, чтобы уступить тебе дорогу.

«Это будет наша общая слава!», – сказала на ухо Екатерине ее тезка, княгиня Дашкова. Фике благосклонно улыбнулась в ответ, хотя знала наверняка – славу в отличие от счастья невозможно разделить на двоих.

«Пора начинать, Като!», – сказала княгиня Дашкова, и Екатерина сделала шаг к краю сцены. В партере сидели придворные тетки Эльзы, все эти русские дворяне, которых великая княгиня очаровывала двадцать лет и вот, наконец-то, очаровала. Фике сладко улыбнулась переполненному зрительному залу, а потом бросила быстрый взгляд за кулисы, где терпеливо дожидался единственный человек, которому она была и будет обязана. Князь Ракоци, граф Сен-Жермен или как там его?!

«Виват, матушка-императрица!», – закричали стоявшие на галерке гвардейцы, эти великаны в зеленых мундирах, которые полюбили ее, как когда-то любили Елизавету. Они кричали «Ура!», они рукоплескали ей, хотя Екатерина еще не сказала ни слова из затверженной наизусть роли. Услыхав эти крики, тетушка Эльза поднялась и вышла из ложи в сопровождении Петра Федоровича.

Екатерина проснулась в холодном поту… Теперь императрица-заговорщица знала наверняка – к власти ее приведет гвардия. Граф Сен-Жермен обещал Екатерине сразу три короны, но русскую она непременно получит…