Читать книгу - "Вещи, которые мы не смогли преодолеть - Люси Скоур"

Я боялся, что она получит неправильный ответ, если заглянет мне ниже пояса, поэтому я подвел ее к стулу за своим столом.

«Садись».

Она смотрела на меня целых тридцать секунд, скрестив руки на груди, прежде чем сдаться. «Прекрасно», — сказала она, плюхаясь в мое кресло. Но расстояние не заставило меня почувствовать себя лучше. Я начинал понимать, что единственное, что я делал, — это был рядом с ней.

«Ты продолжаешь говорить, что хочешь одного, а потом ведешь себя так, будто хочешь чего-то совершенно другого», — сказала она.

«Я знаю».

Это заставило ее замолчать.

Мне нужно было двигаться, поэтому я расхаживала перед столом, желая сохранить что-то между нами.

«Есть кое-что, чего ты не знаешь».

Ее пальцы забарабанили по рукам. «Ты собираешься просветить меня в ближайшее время, или мне придется распрощаться со всеми этими советами?».

Я запустил руки в волосы, провел одной по бороде. Я чувствовал себя потным и нервным. «Не торопи меня, ладно?».

«Я не собираюсь скучать по работе у тебя», — сказала она.

«Черт. Наоми. Просто дай мне секунду. Я ни с кем не говорю об этом дерьме. Хорошо?».

«Зачем начинать сейчас?» Она встала.

«Ты встречалась с моим отцом». Я выпалил эти слова.

Она медленно опустилась обратно в кресло.

Я снова принялся расхаживать взад-вперед. «В приюте», — сказал я.

«О Боже мой. Дюк», — сказала она. Осознание поразило ее. «Ты подстригал ему волосы. Ты нас познакомил».

Я их не знакомил. Наоми представилась сама.

«Когда умерла моя мама, он не стал разбираться. Он начал пить. Перестал ходить на работу. Попался за вождение в нетрезвом виде. Вот тогда Лиза и дедвушка приютили нас. Они тоже горевали. Для них пребывание рядом со мной и Нэшем не было каким-то болезненным напоминанием о том, что они потеряли. Но мой отец… Он даже не мог взглянуть на нас. Пьянство продолжалось и здесь. Прямо здесь, в баре, до того, как это место стало «Хонки Тонк».

Может быть, именно поэтому я его купил. Почему я почувствовал себя обязанным превратить это во что-то лучшее.

«Когда алкоголь перестал одурманивать его, он начал искать что-нибудь покрепче».

Так много воспоминаний, которые, как я думал, я похоронил, нахлынули на меня.

Папа с налитыми кровью глазами, царапинами и струпьями на руках. Синяки и порезы на своем лице, которых он не помнил.

Папа свернулся калачиком на полу кухни, крича о жуках.

Папа без сознания лежит на кровати Нэша, рядом с ним пустой пузырек из-под таблеток.

Я случайно взглянул на нее снизу вверх. Наоми сидела неподвижно, с широко раскрытыми печальными глазами. Это было лучше, чем ледяное безразличие.

«Он с полдюжины раз проходил реабилитацию, прежде чем мои бабушка с дедушкой выгнали его оттуда». Я запустила руку в волосы и схватилась за затылок.

Наоми ничего не сказала.

«Он так и не смог взять себя в руки. Никогда не пробовал. Нэш и я были недостаточной причиной для того, чтобы он держался. Мы потеряли нашу маму, но она не хотела покидать нас». Я с трудом сглотнул. «Папа? Он сделал выбор. Он бросил нас. Он просыпается каждый день и делает один и тот же выбор».

Она прерывисто выдохнула, и я увидел слезы в ее глазах.

«Не надо», — предупредил я ее.

Она слегка кивнула и моргнула в ответ. Я отвернулся от нее, полный решимости высказать все до конца.

«Лиза Джей и Дедушка сделали все возможное, чтобы у нас все было хорошо. У нас был Люциан. У нас была школа. У нас были собаки и ручей. Это заняло несколько лет, но все было хорошо. У нас все было в порядке. Мы жили своей жизнью. А потом у дедушки случился сердечный приступ. Опрокинулся, ремонтируя водосточную трубу на задней стороне дома. Умер еще до того, как ударился о землю».

Я услышал, как отодвинулся стул, и секундой позже руки Наоми обхватили меня за талию. Она ничего не сказала, просто прижалась к моей спине и не отпускала. Я позволил ей. Это было эгоистично, но я хотел ощутить комфорт ее тела, прижатого к моему.

Я сделал вдох, чтобы побороть стеснение в груди. «Это было все равно что потерять их снова. Так много бесполезных гребаных потерь. Это было слишком для Лизы Джей. Она не выдержала и расплакалась перед гробом. Этот безмолвный, нескончаемый источник слез, когда она стояла над мужчиной, которого любила всю свою жизнь. Я никогда не чувствовал себя более беспомощным за все свое чертово существование. Она закрыла ставни в сторожке. Задернула шторы, чтобы не было света. Она перестала жить».

И снова меня оказалось недостаточно, чтобы заставить того, кого я любил, захотеть продолжать.

«Эти занавески оставались закрытыми до тебя», — прошептал я.

Я почувствовал, как она прижалась ко мне, услышал прерывистое дыхание.

«Черт возьми, Наоми. Я же говорил тебе не плакать».

«Я не плачу», всхлипнула она.

Я подтащил ее к себе спереди. Слезы струились по ее прекрасному лицу. Ее нижняя губа задрожала.

«Это у меня в крови. Мой папа. Лиза Джей. Они не смогли договориться. Они потеряли себя, и все вокруг них вышло из-под контроля. Я исхожу из этого. Я не могу позволить себе вот так сдаться. У меня уже есть люди, которые зависят от меня. Черт, иногда мне кажется, что всему этому чертову городу что-то от меня нужно. Я не могу поставить себя в положение, когда подведу их всех».

Она медленно, прерывисто вздохнула. «Я могу представить, что бы ты чувствовал на моем месте», — сказала она наконец.

«Не жалей меня». Я сжал ее руки.

Она провела рукой под глазами. «Мне тебя не жаль. Мне интересно, как это ты не являешься еще большим скопищем травм и неуверенности. Вы с братом должны очень гордиться собой».

Я фыркнул, затем поддался желанию притянуть ее к себе. Я положил подбородок ей на макушку.

«Мне жаль, Наоми. Но я не знаю, как быть другим».

Она замерла, прижавшись ко мне, затем запрокинула голову, чтобы посмотреть на меня. «Ух ты. Нокс Морган только что извинился».

«Да, что ж, не привыкай к этому».

Ее лицо сморщилось, и я понял, какой гребаной глупостью было это говорить.

«Черт. Мне жаль, детка. Я засранец».

«Да», — согласилась она, героически шмыгая носом.

Я оглядел свой кабинет. Но я был мужчиной. У меня не было под рукой коробки с салфетками. «Сюда», — сказал я, подводя нас к дивану, где стояла моя