Читать книгу - "Принц в розовом пальто - Алена Нефедова"

Так странно, что мелкий моросящий ноябрьский дождик сегодня совершенно не вызывает приступов тоски и уныния. Ну дождь, ну низкое небо, ну ветер. Но ведь это и естественно для ноября в наших краях. Зато на газонах вовсю зеленеет трава, а дороги не скользкие, как в это время где-нибудь в средней полосе или, тем более, в Заполярье. И все равно пахнет морем, а на клумбах, даже городских, полным-полно ярких цветов. И зачем тосковать, если осталось совсем немного до тех дней, когда витрины и площади начнут украшать новогодними елками, а предпраздничная суета и атмосфера приближающегося любимого праздника закрутят в своем вихре приятных хлопот.

Вот мне интересно, а ветеринарную клинику сотрудники как-то украшают перед праздниками? А отмечают своим коллективом… ну, не знаю, в каком-нибудь кафе или у кого-то дома? Или, может, просто собираются в той маленькой комнате, где у них стоит кофемашина. А в новогоднюю ночь тоже кто-то дежурит? Может, из тех, у кого нет семьи или не с кем встретить Новый год?

— Ау, Лизок, ты с нами? — строго вопрошает Анфиса, глядя на меня из-под приспущенных на переносице стильных очочков. — Я задала тебе вопрос, изволь ответить, как будто ты на экзамене.

Я спохватываюсь, вынырнув из своих мыслей, приобретших странное направление, примерно складываю на коленях руки и сосредотачиваюсь на ответе.

— Итак, мышечные ткани — это группа возбудимых тканей, различных по происхождению и строению, но имеющих сходную функцию — способность к выраженным сокращениям. Общими функциями мышечных тканей являются: сократительная, защитная, формообразующая, терморегуляция, трофическая.

— Молодец, все верно.

Анфиса кивает, роясь в холодильнике, и достает из него высокую банку темного стекла. Открывает ее, берет медицинский шпатель и требовательно протягивает ко мне руку:

— Дай мне свое запястье, хочу проверить твою реакцию на одну чудесную масочку. Ага, вот так. Аккуратно, не сотри. Чуть-чуть будет печь, кожа сперва покраснеет и этот цвет сохранится около двух часов. А вот завтра посмотрим. Если местного раздражения не будет, то сделаю тебе перед Новым годом несколько процедур, чтобы подпитать и освежить кожу лица. Ага. Что там у нас дальше? Так, это было, это было… э-э-э… — она подглядывает в список вопросов и продолжает, — Вот! А выдай мне… классификацию мышечных тканей. Принц, фу! Не мешай Лизе. Она готовится к зачету.

Да. Готовлюсь. И все, ну, почти все это — благодаря Гавриловне.

Эта женщина стоит в моей жизни особняком. И я не зря сказала Юле, что Анфиса моя подруга. Самая настоящая. Только намного старше, мудрее и опытнее. Но подруга.

Она никогда не позволяет себе нравоучений или проповедей в стиле “вот в наше время”, которыми нет-нет, да и грешат мои дядя с тетей. Тем более не накидывается с безосновательными упреками, как мать с отчимом, которых я вижу в лучшем случае дважды в год и даже рада этому. Она лишь улыбается, наливает мне свежесваренный ею в медной джезве кофе, придвигает вазочку с шоколадными конфетами ручной работы и потчует байками из своей жизни.

И байки эти, смешные о ее собаках, из которых Принц уже третий, страшные о военном детстве или удивительные о ее бывших клиентах, которым она буквально спасала не только лица, но и судьбы, стали для меня своего рода короткими поучениями, как надо или не стоит поступать в той или иной ситуации.

— И вот знаешь, смотрит на меня этот генерал — боевой, заслуженный, прошедший войну, и говорит: “Не попадешь в вену с первого раза — в этой палате больше ноги твоей не будет!” А я перед ним, ну что тот Принц против дога, но гонору-то ого-го сколько. И я ему отвечаю: “А спорим попаду? Тогда вы и остальным скажете, чтобы перестали носы свои генеральские от Анфисы Гавриловны воротить”. И представляешь, я ведь эти вены глазами иногда даже не видела, так глубоко они прятались, а все равно попадала. Рука у меня такая легкая. Была. Не то что сейчас. Эх.

Госпожа Светлозерская родилась за три года до начала войны. И детство у нее было не сахар, и оккупацию она пережила, еле выкарабкавшись после тифа, и родителей потеряла тогда-же, в те страшные годы. Воспитывала ее бабушка, как могла. Экономили на всем: на дровах, на одежде, которую и одеждой-то не назовешь — так, шитое-перешитое, ношеное-переношенное всей улицей, и, конечно же, на еде.

— Бывало, крапивы бабуля нарвет, меня за диким чесноком на пустырь или, если повезет, таким же диким щавелем пошлет, горстку муки, чтобы загустить, заболтает, то и ели. А уже если соседка яйцо свежее даст, чтобы болтушку туда запустить, так вообще праздник был. И ничего, выжили.