Читать книгу - "Две секунды после - Ксения Ладунка"

Все в комнате обращают взгляды на меня. Папа мотает головой:

— Дочь, не стоит. Ты не знаешь, как это сложно.

— Пап, — останавливаю его, — я понимаю твою заботу, но буду решать сама.

На лице Тома я вижу улыбку, которую он сдерживает, и сразу пресекаю его радость:

— Но это не значит, что я согласна.

Неловко встав с кресла, я оглядываю людей. Надеющегося Тома, недовольного папу и выжидающих участников «Нитл Граспер». Отец думает, что я не справлюсь, но я почти на сто процентов уверена, что смогу. Я бы без колебаний согласилась, не поступи это предложение от человека, который игнорировал меня полгода, а теперь ведет себя так, будто ничего не было. Если я и соглашусь, то только для себя. Сегодня сотни человек написали, что у меня тупое лицо. Получив такой негатив в свою сторону, любой обзавелся бы комплексами, но только не я. Мне всегда было плевать, что говорят другие люди, и пусть их слова ранят, я хочу доказать самой себе: они ничего не значат и никаким образом на меня не влияют.

Так, что жду не дождусь возможности обрадовать всех хейтеров своим «тупым» лицом на обложке. Пусть брызжут слюной, а я посмотрю на них с высоты музыкальных чартов, когда треки из нового альбома начнут покорять весь мир и завоевывать премии. Посмотрим, что в таком случае они скажут. Хотя, мне плевать.

* * *

Отец берет меня за локоть и наклоняется к лицу:

— Мне нужно тебе кое-что сказать.

— Это по поводу обложки, да? Пап, я все решила, уже сказала…

Отец оглядывает «Нитл Граспер», которые продолжают обсуждать альбом, но теперь по другим вопросам. Том украдкой поглядывает на нас с папой, явно переживая за то, что тот заставит меня передумать.

— Спустимся в ресторан. Чтобы нам никто не мешал, — заметив обеспокоенность Тома, говорит папа.

Я успокаиваю в себе дикое желание поспорить с ним и соглашаюсь сходить на обед. Я все равно не передумаю и, что бы он ни сказал, останусь тверда в своем решении.

Заняв столик в самом углу, мы напряженно изучаем меню. И я, и он готовимся к разговору и ожидаем чего-то плохого. Мы ведь хорошо друг друга знаем и понимаем, чем все закончится. Сделав заказ и подождав, пока официант отойдет, отец делает глубокий вдох и начинает:

— Бельчонок…

Я смотрю на него исподлобья.

— Я не против обложки как таковой. Я против того образа жизни, который влечет за собой эта творческая работа…

— Пап, я уже в том образе жизни! Я играю роль девушки Тома и, между прочим, это твоя идея!

— Роль этой девушки под моим контролем! — рявкает он. — Здесь, рядом со мной, ты защищена, и никто не в праве заставлять тебя делать что-то лишнее или помыкать тобой! Здесь ты моя дочь, и никто ничего не скажет против! Но если ты идешь дальше и выбираешь какую-то стороннюю деятельность… Белинда, там я не смогу тебе помочь.

Я глубоко вдыхаю, успокаиваясь, и говорю:

— Пап, во-первых, со мной будет Том…

— Я не доверяю Тому, когда дело касается тебя.

— А во-вторых, я никогда не стану делать того, чего не хочу. Ты ведь меня знаешь…

Он кивает, прекрасно понимая, о чем я.

— Да, но есть вещи, которые ты хочешь, но тебе нельзя.

Я резко поднимаю на него глаза.

— Я боюсь за твое здоровье. Боюсь, если тебе понравится такая жизнь… — он морщится и отмахивается. — Ты снова вернешься к зависимости, потому что наркотики и алкоголь будут всегда где-то рядом.

Я поджимаю губы, вдруг понимая, что он, действительно, волнуется за меня и что это вполне оправданно. Официант приносит нам еду и пока расставляет тарелки на столе, я собираюсь с мыслями.

— Пап… — говорю, когда мы остаемся наедине. — Я не вернусь к зависимости, мне не нравится такая жизнь. Просто… послушай, ты видел, что происходит в интернете? Все считают меня никчемной. Я хочу, чтобы люди увидели меня на этой обложке и заткнули свои гнилые рты. Я просто хочу утереть этой массе нос. Они не имеют права так себя вести.

Нахмурившись, отец приступает к обеду. Немного помолчав и обдумав мои слова, он говорит:

— Хорошо, Бельчонок. Я понял тебя, но все же… пожалуйста, будь осторожна. И не подпускай Тома слишком близко. Он не принесет ничего хорошего в твою жизнь.

Натянуто улыбнувшись, я киваю, удержавшись от ответа, что я лучше знаю, что делать. Это зыбкое позволение сфотографироваться с его стороны важнее, чем отстаивание своего мнения.

* * *

Вечером, когда все дела закончены, Том стучится ко мне в комнату и тихо заходит. Я оборачиваюсь на него, отвлекаясь от раскладывания вещей по шкафам. Становится неловко и неуютно, мне до сих пор странно находиться с ним наедине. Как будто что-то не так, как будто меня что-то грызет.

— Белинда… — Том застревает в дверях. — Хотел сказать спасибо.

Аккуратно сложив футболку и засунув на полку, я пожимаю плечами.

— Не за что. Если бы мне самой не было интересно попробовать, я бы не согласилась. Так что преследую исключительно корыстные цели, — хихикаю и улыбаюсь я.

Том тоже улыбается и расслабляется.

— Ты не послушала альбом?

— Я не взяла с собой диск, прости… Слишком много всего случилось, и я очень торопилась.

— Я могу отправить тебе треки в «аймесседж», чтобы ты поняла, что там за настроение.

Я тянусь за следующей футболкой, мну ее в руках и все же не выдерживаю:

— Ты, правда, написал обо мне альбом?

Том замолкает, а потом говорит:

— Я посвятил его тебе.

У меня загораются щеки, горло сжимается, а дыхание сбивается. Что все это значит?

— Понимаешь, то время… — Том делает несколько шагов по направлению ко мне. — Наше время… оно оставило неизгладимый след в моей душе. Я не мог это отпустить и написал альбом. То есть многое я написал, когда был в отношениях с тобой. Все эти эмоциональные качели меня очень вдохновляли.

Я горько усмехаюсь. Так вот чем это было для него — эмоциональными качелями.

— Там все о тебе, каждая нотка, каждое слово. Я так долго держал твой образ в мыслях, что в какой-то момент это стало невыносимо, и мне захотелось освободиться. Это получился отличный альбом. Мы прыгнули выше головы, и я не думаю, что когда-нибудь сможем лучше.

Я закусываю губу, продолжая мять футболку.

— Рада за вас, — коротко говорю я, а внутри