Читать книгу - "Проблемы социологии знания - Макс Шелер"

Попытаемся теперь в какой-то степени определить негативные и позитивные условия становления современной науки, а также значимость факторов и законов, по которым они действуют.

1. Одной из весьма умеренно действующих и во всяком случае лишь негативных причин является устраняющий известные мыслительные препоны подрыв иерархического единства церкви и ее могущества религиозными реформациями, с научной точки зрения, чаще всего в высшей степени реакционными. Господствующие церковные власти были намного более просвещенными, здравомыслящими и дружелюбными к науке, но прежде всего более рациональными, чем фанатически мрачный, иррациональный, да и вообще в значительной мере индифферентный по отношению к культуре дух великих реформаторов; об этом свидетельствует весьма двусмысленное отношение гуманистов к обеим церковным партиям, об этом свидетельствуют судьбы Сервета и И. Кеплера (мать И. Кеплера, обвиненная в том, что она – ведьма, была сожжена на костре). Тем не менее было бы ошибкой считать, что указанный выше негативный каузальный фактор совсем не имел значения и не оказывал никакого, даже косвенного, воздействия на происхождение современной науки, хотя, как уже говорилось, церковный дух в высшей степени благоприятствовал точному и позитивному мышлению^[149]. Частичное ослабление церковного могущества приобрело значимость в силу некоторых моментов, связанных с изменениями в догматике лишь косвенно. Среди этих моментов в первую очередь следует назвать подрыв античной, основанной на реализме понятий, ориентированной онтологически и биоморфной метафизики, сопряженный с подрывом большей части старой догматики, особенно постольку, поскольку она касалась церкви и таинств, – метафизики, сковывавшей становление новой науки сильнее, чем догматика, римский папа, церковная иерархия, монашество и т. д. Стремление развалить эту метафизику, основывавшееся на относительно естественном мировоззрении эпохи, уже было следствием внутреннего развития и самодвижения европейских народов к новому социальному агрегатному состоянию. И все же для устранения некоторых античных научных формулировок биоморфного духа этой метафизики реформации, несомненно, имели большое значение. Несмотря на то, что тип духовной организации вождей реформаций был как небо от земли далек от типа духовной организации отцов современной науки – Галилея, Убальди, Декарта, Кеплера, Ньютона и т. д. – их объединял ряд формальных, но весьма важных общих черт: 1) номиналистический способ мышления, характерный для каждой духовной революции против старого, устоявшегося мира идей^[150]; 2) убежденность в том, что подлинная сущность человека заключается не в созерцающем рассудке, а в воле к господству;

3) и у тех, и у других на первое место выходят проблемы осознанности и уверенности: достоверность познания получает приоритет перед его «истинностью» (Декарт), вопрос об уверенности личности в спасении – перед объективно-теологическими проблемами;

4) в обоих случаях свобода поиска, соответственно, решения в вопросах веры, предпосылается мыслимому как онтический капиталу истинного знания, соответственно, капиталу благодати, которым сначала надо обладать, для того чтобы быть свободным (вместо «истина сделает вас свободными» и там, и тут провозглашается обратное: «свобода приведет вас к истине»); в противоположность восприятию мнения традиционного учения в обоих случаях выдвигается требование дойти до всего самолично и собственным умом, в том числе и в изучении священного писания, «Библии»; вера – это личностный волевой акт, а не «приказ воли рассудку» принять как истины известные предлагаемые извне или церковью тезисы; 5) научному и религиозному движениям одинаково присущ новый дуализм духа и плоти, души и тела, бога и мира. Лучше всего понять и прочувствовать то общее, что объединяет эти движения, можно, читая «О свободе христианина» Лютера одновременно с размышлениями^[151] и «Принципами философии» Декарта. Этот дуализм устраняет специфически средневековое переплетение материально-чувственного и духовного, витального и духовного, столь характерное для биоморфного мировоззрения всякой «жизненной общности». Учение о таинствах, магическая техника мессы, удивительное взаимопроникновение государственного, городского и семейного права, учение о субстанциальном единстве духовной души и «forma corporeitatis» (позднее канонизированное на Венском соборе) – томистское учение, разбитое одновременно Декартом, Лютером и Кальвином, – частичное отождествление («борющегося») Царства Божьего со зримыми институтами церкви – все это и многое другое суть внутренние проявления и следствия биоморфизма.

Здесь мы подошли к самому интересному вопросу: что же означают эти характерные сходства в устремлениях реформаторов и отцов современной науки, в остальном таких разных; и что они означают с социологической точки зрения? Ответ следующий: единство этих общих духовных черт состоит в том, что они, без сомнения, являются новыми мыслительными формами, новыми типами оценки и воли одного класса, а именно класса буржуазных предпринимателей в его двойном антагонизме, с одной стороны, по отношению к созерцательному классу монахов и вместе с тем господствующему по древнеримским образцам и методам с использованием политических средств классу священников, а с другой стороны, по отношению к организованным по кровному родству и сословно, чисто политическим силам феодального мира, экономическая власть которых основана на «богатстве власти». Новый, направленный на труд волевой импульс и так называемый индивидуализм буржуазии (подрыв влияния цехов и т. п.) – вот общий для обоих движений силовой фактор. И это придает следствиям общего закона старения культур (от биоморфного к аддитивному «механистическому» мировоззрению) их особую историческую форму^[152]. Так, например, номиналистический способ мышления сущностно связан с историческим закатом созерцательных религиозных слоев, с ослаблением позиций более старых монашеских орденов, живущих по первоначальному бенедиктинскому образцу, в пользу основывающих свое господство на праве церковных административных властей (отсюда – волюнтаризм Оккама и поздней схоластики, авторитарное окостенение которой явилось одной из причин, породивших реформаторские движения); он связан также с разложением биоморфного мировоззрения и распространением механистического взгляда на мир, так как «общий» предмет постижения в витальной сфере – в особенности в (органической) идее «рода» – на самом деле обладает независимыми от индивидуационных критиериев пространственно-временного многообразия реальностью и единством, недостающих ему в сфере неорганического; и наконец, – с быстрым ростом «общественной», основанной на договоре групповой формы, постепенно вытесняющей «жизненную общность», т. е. форму, основанную на кровном родстве, традиции и преобладании совокупного идеального психического капитала. Категориально-биоморфное мировоззрение само сущностно закономерно связано с жизненно-общностной социальной формой бытия и характерной для нее орудийной техникой, а также с преобладанием органической техники (в противоположность технике неорганической).