Читать книгу - "Гены и 7 смертных грехов - Константин Зорин"

Обилие самоубийств в скандинавских странах (прежде всего Дании и Швеции) вполне укладывается в рассуждения Э. Дюркгейма: легче расстаются с жизнью те классы общества, которым свободнее и сытнее живется. Гораздо труднее понять суицидальные наклонности угро–финских народов. Венгры, эстонцы, финны, удмурты, коми уже давно придерживаются разных культурных и религиозных традиций, живут в разных политических и экономических условиях. Некоторые из этих народов и внешне не похожи друг на друга. Однако, словно сговорившись, все они поддерживают стабильно высокий уровень самоубийств.

Первое и второе место поочередно делят Венгрия и Финляндия. В СССР по этому мрачному показателю лидировали Эстония, Коми АССР и Удмуртия. Например, Армению они обгоняли в 15 (!) раз. Столицей самоубийств в Советском Союзе по праву считался удмуртский город Устинов^[153].

Что же, кроме отдаленного родства и общего языкового корня, сближает угро–финские народы? Почему незримая мистическая нить саморазрушения протянулась от Будапешта через Таллин и Хельсинки к Воркуте и Ижевску?

У современных авторов нет однозначного ответа на эти вопросы. Вот лишь одна из версий. Ее озвучил венгерский писатель Дёрдь Керестури: «Характерные черты венгерского народного мироощущения обычно видят в индивидуалистическом складе характера, в спокойной манере созерцания и выражения, в предметном воображении. Но ведь очевидны и такие черты, как безрассудное молодечество, как неистребимость народной мистики, как склонность к анархическим, разрушительным порывам. Эти явления заставляют думать об огромных запасах неизрасходованной энергии, таящейся под спокойной поверхностью и ждущей подходящего исторического момента, чтобы со стихийной мощью вырваться на поверхность»^[154].

Внешняя сдержанность, скрывающая подспудный заряд «вулканической лавы», — довольно опасная черта национального характера. Нагнетать давление в котле и не давать выхода пару — значит провоцировать взрыв.

Предрасположенность к суициду иногда бывает и наследственной. Это подтверждают многочисленные примеры из истории различных родов и семей. Приблизительно у 6% самоубийц родные отец или мать сами оборвали свою жизнь.

По сообщению радио «Свобода», специалисты Вашингтонского университета провели анкетирование трех тысяч подростков–близнецов. Девушки, сестры которых пробовали совершить самоубийство, гораздо чаще повторяли их печальный опыт, чем те девушки, сестры которых не помышляли наложить на себя руки. Братья и сестры, у которых есть генетические различия, реже следуют одинаковому сценарию, чем близнецы, имеющие одинаковый набор генов (монозиготные).

Допустим, один из монозиготных близнецов совершает суицид. По статистике второй близнец делает тот же роковой шаг в 5 раз чаще, чем в схожей ситуации разнояйцовый близнец. В итоге уровень совпадения по суициду у однояйцовых близнецов в 5 раз выше, чем у разнояйцовых^[155].

Согласно данным Шведского Национального Центра по исследованию суицида, этому трагическому финалу способствует ряд неблагоприятных факторов эмбрионального развития. Обследовав около 700 тысяч пациентов, группа ученых из Стокгольма установила, что низкий вес плода при рождении (менее 2 кг) впоследствии увеличивает вероятность самоубийства в 2 раза. Иной фактор риска — рост плода. У потенциального самоубийцы он при рождении не больше 47 см.^[156].

К тревожным сигналам относится и возраст матери ребенка на момент родов. Те люди, чьи беременные матери находились в подростковом возрасте, совершали суицид в среднем в 2 раза чаще по сравнению с теми людьми, матери которых родили их после совершеннолетия (до 29 лет)^[157].

Уточним, что время зачатия, рост и вес плода во многом зависят от образа жизни женщины. Неправильное питание, алкоголь, наркотики, стрессы, сексуальная распущенность ведут к недоношенности плода и преждевременным родам. А это, как выясняется, повышает вероятность суицида в будущем.

На вопрос, как отражается на зачатом младенце попытка самоубийства матери в период беременности, пока нет однозначного ответа. Скорее всего ребенок получит сильную внутриутробную психическую травму с совершенно непредсказуемыми последствиями. А если женщину реанимировали или проводили какие–либо иные лечебные мероприятия, то не исключено и токсичное действие лекарств (включая пороки развития у плода).

Однако целиком списывать собственное жизненное фиаско на грехи родителей абсурдно. Неблагоприятные дородовые факторы (равно как и отягощенная наследственность) — не оправдание и не фатальные обстоятельства (см. заключение). По милости Божией и с помощью специалистов их пагубное влияние удается нейтрализовать или уменьшить.