Читать книгу - "Саблями крещенные - Богдан Сушинский"

«Москва?! Ах, да, опять Москва! Опять это мое проклятие, перевернувшее, сведшее на нет всю мою жизнь…»

Видение исчезло так же неожиданно, как и появилось. Король вновь стоял у окна своего кабинета в краковском замке, но мысли его все еще тянулись туда, к усеянному березовыми рощицами Подмосковью, где, возмущенные неуплатой им жалования, войска предали его и ушли. Они действительно ушли тогда, его «непобедимые воины», оставив своего командующего, сына своего короля, лишь с небольшой охраной, причем всего в нескольких верстах от столицы Московии ^[39], к которой были посланы Сигизмундом III добывать для него царский трон.

Владислав давно уверовал, что Богом ему была ниспослана особая судьба. Вещее знамение ее явственно проявилось в те дни, когда объявивший войну Московии Сигизмунд III оказался со своими войсками под Смоленском. В Московии в то время была великая смута. После смерти последнего из Рюриковичей царя Иоанна Грозного, страна предстала не только перед возведением на престол нового царя, но и перед зарождением новой царской династии. Боярин Василий Шуйский, которого московитская знать волей своей возвела на престол, оказался недостойным шапки Мономаха. Вместо того чтобы умиротворять народ, он все больше разжигал междоусобицу. И тогда на Москве-реке вспомнили мудрость своих киевских предков, выражавшуюся в молитвенном зове послов: «Иди к нам княжити!»

Произошло то невероятное, что случается, возможно, раз на тысячу лет: Московия, держава куда более могучая по своим размерам и людности, нежели Польша, направила посольство к варшавскому правителю, своему давнишнему врагу, осаждавшему Смоленск.

Однако явилось оно в польский стан не с ультиматумом о немедленном отводе полков и не с предложением о перемирии, а с тем, чтобы он благословил королевича Владислава на… московский престол! Памятуя при этом, что со временем этот престол может навеки объединить под одной короной два огромных славянских государства, вбирающих в себя четыре основных славянских племени — русское, польское, украинское и белорусское.

Единственное условие, которое выдвинули перед Сигизмундом III и королевичем Владиславом московские «наказные люди» князь Голицын и митрополит Филарет, — уважать православную веру да вековые права и вольности бояр. И еще союз между Польшей и Московией предполагал, что с земли московской будут изгнаны все самозванцы.

Нужно быть абсолютным безумцем и совершенно забыть о своем отцовском долге, чтобы отказать послам в том, в чем отказывать не имело никакого смысла, даже если бы Сигизмунд III был трижды неискренен со своими недавними врагами. В этом не было никакого смысла, независимо от того, какие гениальные или абсурдные планы строил бы в отношении подобного союза Польши и Московии король Речи Посполитой.

Но ведь не зря нынешние летописцы Польши упрямо твердят, что в течение почти сорока пяти лет Речью Посполитой правил не король, а монах, фанатик-иезуит, для которого Польша была всего лишь еще одним огромным иезуитским монастырем, сила и мощь которого направлялись не только на то, чтобы в такие же монастыри были превращены все соседние государства, а чтобы вся Европа превратилась в один вселенский лагерь иезуитов, запылала одним огромным инквизиторским костром.

И этот фанатик сделал свое дело. Вместо того чтобы с гордой милостивостью принять послов и немедленно решить вопрос о царствовании своего сына, он… посадил князя Голицына и митрополита Филарета под стражу! А когда те поняли, с каким идиотом имеют дело, и возненавидели его лютой ненавистью, объявил им, что, видите ли, сам желает стать московским царем. Хотя Сигизмунд III и не объяснял послам истинных мотивов своего решения, им стало ясно: король не уверен, что Владислав посвятит всю свою жизнь искоренению на Руси православия, а потому полагается только на свои собственные силы.

— Граф! Секретарь! — сумел вырваться король из потока гневных воспоминаний.

— Слушаю, Ваше Величество, — появился в проеме двери личный секретарь короля.

— Прикажите немедленно догнать шведского посланника Оливеберга и вернуть его сюда.

— В этом нет необходимости, Ваше Величество.

— Что вы хотите сказать?

— Он все еще здесь, в приемной. И вновь терпеливо ждет вашего приглашения.

Король, нахмурясь, ступил в сторону секретаря.

— Быть такого не может, — неуверенно произнес он, словно осмелился предположить, что этот лишь недавно возведенный в ранг личного секретаря молодой граф способен настолько смело шутить с ним.

— Но господин Оливеберг действительно здесь.

— И ждет?

— Терпеливо ждет.

— Чего?

Граф прикрыл за собой дверь, оглянулся на нее и только тогда отрешенно пожал плечами.

— Чего еще он мог ждать?

— Я имею в виду не мой вызов, а…

— Возможно, во время первой аудиенции не все решился сказать?

— Невероятно, — пробормотал король. — Невероятно. — Мановением руки отстранил секретаря от двери, миновал небольшую прихожую и ступил в приемную.

Секретарь не шутил. Скрестив руки на груди, Оливеберг спокойно стоял посреди комнаты. Хотя при нем и не было шпаги — ее отнял офицер личной охраны короля, — однако выправка и мускулистая фигура сразу же выдавали в нем воинственного офицера (которым на самом деле посланник никогда не был). Да и одет он был соответственно.