Читать книгу - "28 мгновений весны 1945-го - Вячеслав Алексеевич Никонов"

Кребс снова повторил о необходимости создания нового германского правительства, что задача нового правительства – заключить мир с державой-победительницей, то есть с СССР.

Я дал понять Кребсу еще раз, что действия правительств США и Англии согласованы с нашим правительством, что демарш Гиммлера я понимаю как неудачный дипломатический шантаж. Что касается нового правительства, то мы думаем так: самое авторитетное немецкое правительство для немцев, для нас и наших союзников будет то, которое согласится на полную капитуляцию…

Время потянулось еще медленнее. Но приходилось сидеть и ждать решений Москвы. Переходим к частным разговорам…

Долгая пауза.

Чтобы прервать молчание, я спросил:

– Почему Гитлер покончил жизнь самоубийством?

– Военное поражение, которого он не предвидел. Надежды немецкого народа на будущее потеряны. Фюрер понял, какие жертвы понес народ, и, чтобы не нести ответственности при жизни, решил умереть.

– Поздно понял, – заметил я. – Какое было бы счастье для народа, если бы он это понял пять-шесть лет назад…

Позвонил маршал Жуков… Мы договорились, что полковник, сопровождавший Кребса, и немецкий переводчик возвратятся к себе, чтобы установить прямую телефонную связь с имперской канцелярией. С ними ушли два наших связиста – офицер и рядовой, которых выделил начальник штаба армии.

К этому времени ко мне на КП прибыл член Военного совета армии… Мы перешли в соседнюю комнату, приспособленную под столовую. Принесли чай, бутерброды. Все проголодались. Кребс тоже не отказался. Взял стакан и бутерброд. Я заметил, как дрожат у него руки.

Сидим, уставшие. Чувствуется близость конца войны, но ее последние часы утомительны. Ждем указания Москвы».

Адъютант Кребса ушел к Геббельсу. Сам Кребс произнес:

«– Я думаю, уверен, что есть только один вождь, который не хочет уничтожения Германии. Это – Сталин. Он говорил, что Советский Союз невозможно уничтожить и также нельзя уничтожить Германию. Это нам ясно, но мы боимся англо-американских планов уничтожения Германии. Если они будут свободны в отношении нас – это ужасно…

– Тогда, господин генерал, мне окончательно непонятно ваше упорство. Бои в Берлине – это лишняя трата крови.

Кребс. Клаузевиц говорил, что позорная капитуляция – худшее, а смерть в бою – лучшее. Гитлер покончил с собой, чтобы сохранить уважение немецкого народа…

Логика самоубийц. Мы расспрашиваем генерала о подробностях самоубийства Гитлера.

Кребс. Было несколько свидетелей: Геббельс, Борман и я. Согласно завещанию труп облили бензином и сожгли… Перед смертью фюрер попрощался с нами, предупредил нас. Мы отговаривали его, но он настаивал на своем. Мы советовали ему прорваться на Запад…

– Кто начальник штаба вашей ставки?

– Йодль, а Дёниц – новый верховный главнокомандующий, оба в Мекленбурге. В Берлине только Геббельс и Борман.

– Что же вы раньше не сказали, что Дёниц в Мекленбурге?

Кребс молчит. Беру трубку, вызываю маршала Жукова и докладываю:

– “Верховный главнокомандующий” гросс-адмирал Дёниц находится в Мекленбурге, там же рядом и Гиммлер, которого Геббельс считает предателем. Герман Геринг якобы болен, находится на юге. В Берлине только Геббельс, Борман, Кребс и труп Гитлера.

Маршал Жуков говорит, что эта путаница, неразбериха с посылкой парламентеров к нам, в Берлине, а на западе и на юге – к союзникам задерживает решение нашего правительства. Но ответ скоро будет и, наверное, с требованием полной капитуляции».

Чуйков продолжает: «9 часов 45 минут. Звонок. Советское правительство дает окончательный ответ: капитуляция общая или капитуляция Берлина. В случае отказа – в 10 часов 40 минут мы начинаем новую артиллерийскую обработку города. Говорю об этом Кребсу.

– Я не имею полномочий, – отвечает он. – Надо воевать дальше, и кончится все это страшно. Капитуляция Берлина тоже невозможна, Геббельс не может дать согласия без Дёница. Это большое несчастье…

Соколовский: Мы не пойдем на перемирие или на сепаратные переговоры. Почему Геббельс сам не может принять решение?

Кребс (снова и снова): Если мы объявим полную капитуляцию Берлина, то все поймут, что фюрер погиб. А мы хотим создать правительство и сделать все организованно».

«В назначенное время ответа от Геббельса и Бормана не последовало, – констатировал Жуков. – В 10 часов 40 минут наши войска открыли ураганный огонь по остаткам особого сектора обороны центра города».

Дали связь с имперской канцелярией. Генерал Кребс приободрился, просит точно записать все пункты капитуляции, предъявленные советским командованием. Берет в руки трубку и начинает говорить. Подчеркивает пункт: по радио будет объявлено о предательстве Гиммлера. Геббельс ответил, что требует возвращения генерала Кребса и тогда лично все с ним обсудит. Мы даем согласие.

Затем Кребс еще раз прочел свою запись наших условий капитуляции:

«1. Капитуляция Берлина.

2. Всем капитулирующим сдать оружие.

3. Офицерам и солдатам на общих основаниях сохраняется жизнь.

4. Раненым обеспечивается помощь.

5. Предоставляется возможность переговоров с союзниками по радио».

Мы разъясняем:

– Вашему правительству будет дана возможность сообщить о том, что Гитлер умер, что Гиммлер – изменник, и заявить трем правительствам – СССР, США и Англии – о полной капитуляции. Мы, таким образом, частично удовлетворим и вашу просьбу. Будем ли мы помогать вам в создании правительства? Нет. Но даем вам право сообщить список лиц, которых вы не хотите видеть в качестве военнопленных. Мы даем вам право после капитуляции сделать заявление Союзным Нациям. От них зависит дальнейшая судьба вашего правительства.

– Список лиц, находящихся в Берлине, который мы дадим, не будут рассматривать как список военнопленных?

– Это обеспечено. Офицерам сохраним звания, ордена, холодное оружие. Мы даем право представить список членов правительства, право связи с Дёницем и так далее. Но все это после капитуляции…

Он заверил, что постарается обо всем быстро договориться.

13 часов 08 минут.

«Кребс ушел, – пишет Чуйков. – Парламентер от руководства третьего рейха не согласился на капитуляцию, не захотел приостановить разрушение Берлина и прекратить напрасные жертвы с той и другой стороны, включая мирных граждан».

Первомайский подарок в это время подготовили войскам, воевавшим в Берлине, наши летчики. «После полудня 1 мая над Берлином появились две группы самолетов, – рассказывал командующий ВВС Новиков. – Вели их лучшие летчики 1-го и 115-го гвардейских истребительных полков. С флагманов над самим рейхстагом было сброшено два красных знамени. Они долго кружились в дымном воздухе, а навстречу им с земли неслось мощное “ура” и трещали автоматные салюты».

В Москве же прошел полноценный военный парад. Сталин, слегка выспавшийся, как обычно был на трибуне Мавзолея Ленина, приветствуя войска. Был на трибуне и главнокомандующий Военно-морскими силами СССР Николай Герасимович Кузнецов: «Как бывало не раз, после парада состоялся скромный обед на даче Сталина, в Кунцеве. Выдался теплый день, и человек 30 приглашенных уселись за столом на открытой лужайке. Всем было известно, что идут последние бои за Берлин… Это