Читать книгу - "Последние из Валуа - Анри де Кок"

Когда Тартаро, переодетый мельником, проехал под самым носом у Сент-Эгрева, Ла Коша и Остатков дьявола, которые, притаившись в чаще небольшого леса в окрестностях Шарантона, подстерегали его с самого утра, внебрачный сын барона дез Адре уже начинал – как мы тогда и говорили – подозревать, что его ожидание окажется тщетным, и что, согласно меткому выражению Ла Коша, «этот малыш Фрике, определенно, более хитер, чем они, и им его не поймать».

Спустя полчаса после описанного выше эпизода Сент-Эгрев был уже абсолютно уверен в том, что малыш Фрике не проедет по этой дороге, так как благоразумно выбрал другую, следовательно, и ждать его не имеет никакого смысла.

Быть вынужденным признаться самому себе, что тебя провели, крайне неприятно. Быть вынужденным признаться в этом перед всеми – унизительно. Особенно, когда эти все – твои подчиненные.

Под страхом потери престижа командир – пусть даже и воров – никогда не должен совершать оплошностей.

Вот почему Сент-Эгрев пребывал в крайне дурном расположении духа, и так как люди, пребывающие в подобном расположении духа зачастую теряют способность рассуждать здраво, то и он, вместо того чтобы скрыть свое впечатление, дал ему проявиться.

– Пойдем! – сказал он, резко вскочив на ноги.

– Что – пойдем? – спросил Ла Кош, который, напротив, вместо того, чтобы злиться, едва ли не дремал в траве.

– Отчаливаем, черт возьми! Или ты, случаем, решил заночевать здесь, скотина?

– Хо-хо, шевалье, а вы не слишком любезны – «скотина»!.. Скажу даже больше – весьма грубы! Разве я виноват, что этот маленький прохвост…

– Довольно!.. Барбеко!

– Господин шевалье?

– Наших лошадей!

– Сию минуту, господин шевалье.

Барбеко подал знак, и один из аргулетов, нырнув в чащу, почти тотчас же вывел оттуда лошадей. Сент-Эгрев и Ла Кош запрыгнули в седло.

– Каковы будут ваши дальнейшие указания, господин шевалье? – спросил Барбеко, взяв на караул.

– Указания… Пусть отряд возвращается в Париж, разделившись на небольшие группки, дабы не иметь неприятностей с ночными патрулями. Ты же, Барбеко, завтра утром заезжай ко мне к Марго.

– Будет исполнено, господин шевалье. Это все?

– Нет, не все; вот пятьдесят пистолей, чтобы отметить мое возвращение в Париж. Десять оставь себе, остальные раздели между нашими молодцами.

Радостное «ура», вырвавшееся из четырех десятков глоток, встретило этот великодушный поступок.

– В добрый час! – промолвил Ла Кош, как только они с шевалье пустили лошадей рысью. – Вот это уже более разумно, чем ваш недавний приступ гнева, мой друг. Не желаете, чтобы о вас дурно отзывались, – позолотите им языки!

Сент-Эгрев протянул капитану руку.

– Я был груб с тобой, – сказал он. – Прости, дружище.

– Подумаешь! – весело ответил Ла Кош. – Я на такую ерунду не обижаюсь; знали бы вы, что мне в свое время говорил ваш отец! Вы вспыльчивы, как порох; это у вас в крови.

– Просто мне стало обидно, что мы упустили этого солдата!

– Да, это весьма досадно – из-за экю, что имелись у него в кармане… экю оруженосца.

– Я сожалею не только и не столько об экю, сколько об объяснении столь далекого путешествия господина Орио, объяснении, которого мы не получили. Эта графиня Гвидичелли меня очень заинтересовала. Неплохо было бы выяснить, кто она такая и что делает в Париже.

– Раз уж мы едем в Париж, возможно, там с ней и встретимся, с этой вашей графиней.

– Возможно, но… Взгляни-ка, что там такое, в овраге, по нашу правую руку? Видишь.

– Мертвец… или пьяница. Ничего интересного.

Двое всадников как раз въезжали в Шарантон, в том самом месте, где Тартаро избавился от господина Гренгенода.

Именно господина Гренгенода они и заметили лежащим у края дороги, куда он, придя в себя, с грехом пополам отполз, дабы не быть раздавленным какой-нибудь телегой. Бедному Остатку, оглушенному дубиной гасконца, все еще казалось, что на плечах у него – не голова, а свинцовая чушка, но, услышав голоса проезжающих мимо всадников, он кое-как приподнялся и жалобно простонал:

– Кто бы вы ни были, сжальтесь над бравым солдатом, которому разбил голову и сломал ногу разбойник!