Читать книгу - "Луиза Сан-Феличе. Книга 1 - Александр Дюма"

— Ну и что же? — вызывающе спросил дон Антонио. — Останешься ты у кума или не останешься — какое мне дело? Каждый из нас у себя хозяин. Однако предупреждаю тебя: после того как ты осмелился грозить мне и сам признался в своих дурных намерениях, если я застану тебя в своем доме или увижу, что днем ли, ночью ли ты шляешься в моих владениях, — я пристрелю тебя как бешеную собаку.

— Это ваше право, но я поостерегусь. А вам бы лучше еще раз подумать.

— Все уже обдумано.

— Отказываетесь выдать за меня Франческу?

— Раз и навсегда.

— Даже если Пеппино от нее отступится?

— Даже если Пеппино от нее отступится.

— Даже если Франческа согласится выйти за меня?

— Даже если Франческа согласится выйти за тебя.

— И вы безжалостно гоните меня, не оставляя мне никакой надежды?

— Гоню тебя, говоря: нет, нет и нет!

— Вспомните, дон Антонио, что Бог карает не отчаявшихся, а тех, кто довел их до отчаяния.

— Так говорят ханжи.

— Так утверждают достойные люди. Прощайте, дон Антонио! Да ниспошлет вам Господь душевный мир.

И Микеле Пецца удалился.

У ворот каретника ему повстречались два-три парня из Итри, и он, как всегда, обменялся с ними улыбками.

Затем он вернулся к Джансимоне.

У него был самый безмятежный вид, и нельзя было подумать или хотя бы предположить, что он один из тех отчаявшихся, о которых только что упомянул.

Он поднялся в свою каморку и заперся на ключ. Но на этот раз он не подошел к окну, а сел на кровать, уперся руками в колени, склонил голову на грудь, и тихие крупные слезы потекли по его щекам.

Уже два часа Микеле неподвижно сидел в этой позе и плакал, как вдруг в дверь постучались.

Он поднял голову, поспешно вытер глаза и прислушался.

Стук повторился.

— Кто там? — спросил он.

— Я, Гаэтано.

Это явился один из его товарищей: друзей у него не было.

Микеле Пецца опять утер слезы и пошел отпереть дверь.

— Что тебе, Гаэтано?

— Я зашел узнать, не хочешь ли поиграть в шары на городской аллее? Знаю, ты никогда не играешь, но может быть, сегодня…

— Если я никогда не играю, так почему бы мне играть сегодня?

— Потому что сегодня у тебя горе и тебе надо развлечься.

— У меня сегодня горе?

— Я так полагаю. Всякий огорчится, если он влюблен и ему отказывают в руке любимой.

— Ты, стало быть, знаешь, что я влюблен?

— Ну, брат, это всему городу известно.

— И тебе известно, что мне отказано?

— Само собой, притом из верного источника. Нам об этом сказал Пеппино.

— И как он вам это сказал?

— Так и сказал: «Фра Микеле пришел к дону Антонио просить руки его дочери и получил от жилетки рукава».

— Больше он ничего не добавил?

— Как же, добавил, что если жилетки мало, так он даст тебе еще кюлоты и ты будешь полностью одет.

— Так и сказал?

— Слово в слово.

— Ты прав, — продолжал Микеле Пецца, подумав минутку и убедившись, что нож у него в кармане, — действительно, мне надо поразвлечься. Идем играть в шары.

И он последовал за Гаэтано.

Быстрым, но мерным шагом, причем темп задавал Гаэтано, приятели вышли на главную дорогу, ведущую к Фонди; потом они свернули влево, то есть в сторону моря, к аллее, обсаженной двумя рядами платанов; аллея служит местом прогулок благонравных жителей Итри, а также спортивной площадкой для детей и молодежи. Здесь групп двадцать играли в различные игры, а преимущественно в ту, где участник должен как можно ближе подогнать свой большой шар к шару маленькому.

Микеле и Гаэтано обошли пять-шесть групп, прежде чем обнаружили ту, где играл Пеппино; наконец они увидели подмастерье каретника в самой отдаленной группе. Микеле направился прямо к нему.

Пеппино стоял, склонившись, и обсуждал чей-то бросок; выпрямившись, он увидел Пецца.

— Вот как, это ты, Микеле! — сказал он, невольно содрогаясь под градом молний, сыпавшихся из глаз соперника.

— Как видишь, Пеппино. Удивлен?

— Я думал, ты не играешь в шары.

— Так оно и есть, не играю.

— Тогда зачем же ты пришел сюда?

— Я пришел получить кюлоты, что ты мне обещал.

Пеппино держал в правой руке маленький шар, на который нацеливаются игроки и который имел размер четырехфунтового ядра. Поняв, с какой целью Микеле явился к нему, он развернулся и изо всех сил метнул в соперника шар.

Микеле, не спускавший с Пеппино глаз, по выражению его лица догадался об его намерении и только опустил голову. Деревянный шар, брошенный словно из катапульты, со свистом пронесся у самого его виска и разбился на мелкие куски об стену.

Пецца подобрал с земли камень.

— Я мог бы, подобно юному Давиду, размозжить этим камнем твою голову, — сказал он, — и нанес бы тебе лишь тот же урон, что ты сам хотел нанести мне. Но, вместо того чтобы запустить его тебе в лоб, как Давид — филистимлянину Голиафу, я удовольствуюсь тем, что сшибу с тебя шляпу.

Камень полетел, свистя, и сорвал с головы Пеппино шляпу, продырявив ее насквозь, словно ружейная пуля.

— А теперь полно шутить, — продолжал Пецца, сдвинув брови и стиснув зубы, — храбрецы не дерутся на расстоянии, да еще деревяшками и камнями.

Он выхватил из кармана нож.

— Они дерутся тело к телу и с ножами в руках. Собравшиеся тут парни с любопытством наблюдали эту сцену: она была вполне в духе местных нравов, притом развертывалась с редкостным ожесточением. Микеле обратился к ним:

— Смотрите же: вы свидетели, что зачинщиком был Пеппино, будьте и судьями того, что сейчас произойдет.

Он направился к сопернику — тот стоял в шагах в двадцати и ждал его с ножом в руке.

— На сколько дюймов будем драться? — спросил Пеппино 54.

— На все лезвие, — отвечал Пецца. — Тогда не удастся сплутовать.

— До первой или второй крови? — спросил Пеппино.