Читать книгу - "Еретик - Бернард Корнуэлл"

Робби посмотрел вверх, на свирепое одноглазое лицо, и пожал плечами.

— Ну так убей меня, — произнес он устало. — Убей, и черт с тобой!

— Твоему другу это бы не понравилось, — сказал сэр Гийом и, увидев отразившееся на лице Робби удивление, пояснил: — Твоему другу Томасу. Ты ему полюбился. Он не хотел бы твоей смерти. Он, видишь ли, питает к тебе слабость, потому что он хренов дурак. Поэтому я оставлю тебя в живых. Вставай, нечего тут разлеживаться.

Он подтолкнул шотландца.

— Ступай к своему Жослену и скажи этому поганому сукину сыну, пускай отдаст нам долг, и тогда мы уйдем. Понял? Пусть выкладывает деньжата и забирает свой замок.

Робби хотел попросить вернуть ему дядюшкин меч, в рукояти которого хранились мощи святого Андрея, но сам понял, что получит отказ, и, все еще пребывая в ошеломлении, провожаемый улюлюканьем лучников, поплелся обратно к арке. Сэр Гийом крикнул арбалетчикам в городе, что выпускает наружу одного из их шайки.

— Может быть, они все равно тебя пристрелят, — сказал он Робби на прощание и выпихнул его в сумерки.

К счастью, когда Робби, с гудящей головой, спотыкаясь, вышел из-под арки, никто из арбалетчиков стрелять в него не стал. Уцелевшие от атаки собрались у все еще дымившейся пушки, у некоторых из рук или ног торчали стрелы. Среди них находился и Жослен, с непокрытой головой и примятыми шлемом волосами. Его круглое лицо лоснилось от пота и было багровым от злости. Во время приступа граф был в последних рядах ввалившихся под арку, видел, что произошло впереди, и сам был сбит с ног стрелой, оставившей в нагрудной пластине глубокую вмятину. Сила удара была поразительной, такой, словно его лягнула лошадь. Едва он кое-как поднялся, как тут же получил вторую стрелу, которая, как и первая, не смогла пробить прочный нагрудник, но снова сбила его с ног. Ну а потом его подхватила волна отступавших, и он, спотыкаясь, покинул вместе с ними поле боя.

— Они тебя отпустили?

Таким вопросом Жослен встретил Робби, на лбу которого красовался темный кровоподтек.

— Они выпустили меня, чтобы я передал послание, монсеньор, — проворчал Робби. — Сказали, что если получат причитающиеся им деньги, то уйдут сами без боя.

— Это твои деньги! — рявкнул Жослен. — Возьми да заплати им. Они у тебя есть?

— Нет, монсеньор.

— Тогда, черт возьми, надо их убить. Мы, черт возьми, убьем их всех!

Жослен повернулся к синьору Джоберти.

— Сколько времени тебе потребуется, чтобы целиком разнести ко всем чертям ворота?

Джоберти, маленький морщинистый человечек лет пятидесяти, задумался лишь на секунду.

— Неделя, монсеньор, — прикинул он. Одна из его стрел, отклонившись от проема, оставила в стене основательную выбоину, из чего следовало, что кладка не в лучшем состоянии. — А лучше дней десять, — уточнил итальянец. — Через десять дней я снесу половину стены.

— Мы раздолбаем их чертовы стены в пух и прах, а потом перебьем проклятых ублюдков, всех до единого, — заключил граф и повернулся к своему оруженосцу.

— Мой ужин готов?

— Да, монсеньор.

Ужинал Жослен в одиночестве. Он-то надеялся, что сегодня будет ужинать в зале замка, слушая вместо музыки вопли лучников, которым отрубают пальцы. Но судьба распорядилась иначе. Ну ладно, теперь он спешить не будет. Он превратит замок в груду обломков, а уж тогда, на руинах, свершит свою месть.

А на следующее утро в Кастийон-д'Арбизон прибыли Ги Вексий и Шарль Бессьер с отрядом более чем из пятидесяти человек. Очевидно, Вексию не удалось найти своего еретика, но он по каким-то неведомым и неинтересным для Жослена соображениям решил, что этот человек и его еретичка должны прийти в осажденный замок.

— Поймаешь их, — сказал Жослен, — тогда англичанин твой. Но девица достанется мне.

— Она принадлежит церкви, — сказал Вексий.

— Сперва мне, — настаивал Жослен. — Церковь может поиграть с ней потом, ну а после святых отцов с ней потешится дьявол.

Пушка произвела выстрел, и каменная арка замка задрожала.

* * *

Ночь Томас и его спутники провели на сырой земле под деревьями. Поутру трое из коредоров, прихватив своих женщин, исчезли, но четырнадцать человек с восемью женщинами и шестью детьми остались. К счастью, осталось семь арбалетов. Арбалеты были старые, тетивы которых натягивались «козьей ногой», и, следовательно, уступали в силе и дальнобойности новым, стальным арбалетам с коленчатыми рычагами, но зато они быстрее перезаряжались и на ближнем расстоянии являлись смертоносным оружием.

Всадники покинули долину. Чтобы убедиться в этом, Томасу потребовалось почти все утро, но в конце концов он увидел, как свинопас гонит к лесу свое стадо, а вскоре дорога, ведущая вдоль речушки на юг, вдруг заполнилась людьми, с виду сильно смахивающими на беженцев: все тащили на себе узлы да тюки или толкали перед собой тяжело нагруженные тачки. Томас подумал, что всадникам надоело его ждать и они напали на один из окрестных городов или деревень, но так или иначе, увидев идущих по дороге людей, он понял, что солдаты ушли, и решил продолжить свой путь на запад.

На следующий день, когда беглецы, державшиеся на взгорье, подальше от долин и дорог, взобрались на очередной холм, издалека донесся какой-то грохот. Сперва он принял этот звук за удар грома, однако звук был странный — одиночный хлопок без раскатов, да и грозовой тучи на западе не было видно. Но когда громыхнуло во второй, а в полдень и в третий раз, Томас понял, что это пушка. Ему уже доводилось видеть пушки, но в целом они еще оставались редкостью, и он забеспокоился за своих друзей в замке. Хотя кто знает, друзья ли они теперь.

Он прибавил шагу, двигаясь теперь на север, к Кастийон-д'Арбизону, но всякий раз, когда они приближались к открытой долине или к другому месту, где всадники могли устроить засаду, приходилось проявлять крайнюю осторожность. В тот вечер он подстрелил косулю, но и ему и его спутникам пришлось ограничиться кусочком сырой печенки, потому что развести костер они побоялись. В сумерках, когда Томас нес в лагерь косулю, он увидел на северо-западе облако дыма и понял, что дым этот пороховой, след пушечного выстрела. Раз так, они находились почти у цели, что требовало особой бдительности. Полночи Томас нес караул сам, а потом разбудил себе на смену Филена.

Утром шел дождь. Коредоры промокли, замерзли, проголодались, и Томас попытался приободрить их тем, что тепло и еда уже недалеко. Правда, враг тоже находился поблизости, так что идти приходилось с оглядкой. Боясь, как бы тетива не размокла и не ослабла, он не решался оставлять лук натянутым, а без стрелы на тетиве чувствовал себя словно голым. Пушка, стрелявшая каждые три или четыре часа, громыхала все громче, а сразу после полудня лучник услышал последовавший за выстрелом удар снаряда о камень. Однако потом, когда дождь наконец перестал, он поднялся на возвышенность и с огромным облегчением увидел, что на высоком флагштоке главной башни, пусть промокший и потускневший, по-прежнему висит флаг графа Нортгемптона. Безопасности ему это, конечно, не гарантировало, но позволяло надеяться на поддержку английского гарнизона.