Читать книгу - "Джузеппе Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма"

Господин де Монеу не мог сдержать улыбки, услышав, как она превозносит его чувство справедливости: это очень походило на то, как пятьдесят лет тому назад расхваливались несравнимые добродетели Дюбуа.

– Дорогая графиня! – отвечал он. – Вы правы, я – друг Салюсов, но вы правы и в том, что, став министром юстиции, я свято соблюдаю объективность. Итак, я готов ответить на ваши вопросы, невзирая на мои личные симпатии, как и подобает министру юстиции.

– Ваше высокопревосходительство, да благословит вас Господь! – вскричала старая графиня.

– Я готов рассматривать ваше дело, как простой юрисконсульт, – добавил канцлер.

– Благодарю вас, ваше высокопревосходительство! Ведь у вас такой опыт в подобных делах!..

– Кажется, ваша тяжба должна скоро слушаться в суде, не правда ли?

– Да, на будущей неделе, ваше высокопревосходительство.

– Чего же вы хотите?

– Я бы желала, чтобы вы, ваше высокопревосходительство, ознакомились с подробностями моего дела.

– Я с ними уже знаком.

– И каково ваше мнение, монсеньер? – затрепетав, спросила старуха.

– Вы спрашиваете мое мнение об этом деле?

– Да.

– Я считаю, что оно не вызывает никаких сомнений.

– Так я его выиграю?

– Да нет же, напротив, проиграете.

– Вы, ваше высокопревосходительство, считаете, что я должна проиграть свою тяжбу?

– Несомненно. Я позволю себе дать вам один совет.

– Какой? – с надеждой в голосе спросила графиня.

– Так как вы будете обязаны оплатить судебные издержки…

– Что??

–..Я советую вам приготовить деньги заранее!

– Ваше высокопревосходительство! Да ведь нас ждет разорение!

– Увы, графиня, вы должны понять, что суд не может принимать во внимание это обстоятельство.

– Да ведь должны же судьи иметь сострадание…

– Нет, вот именно из этих соображений богиня правосудия надевает на глаза повязку.

– Ваше высокопревосходительство! Позвольте попросить у вас совета.

– Пожалуйста! О чем идет речь?

– Скажите, может быть, существует способ добиться смягчения приговора?

– Вы знакомы с кем-нибудь из ваших судей? – спросил вице-канцлер.

– Нет, никого из судей я не знаю, ваше высокопревосходительство.

– Какая досада! Ведь господа Салюсы поддерживают дружеские отношения почти со всеми членами Парламента!

Графиня содрогнулась.

– Разумеется, – продолжал канцлер, – не это является решающим обстоятельством, потому что судьи не руководствуются личной симпатией.

Это было приблизительно так же бесспорно, как то, что канцлер справедлив, а Дюбуа – добродетелен. Графиня почувствовала, что вот-вот потеряет сознание.

– Однако когда обе стороны имеют одинаковые шансы, – продолжал канцлер, – судья скорее отдаст свое предпочтение другу, нежели незнакомому лицу. Это так же верно, как то, что вы проиграете свой процесс, вот почему вам следует приготовиться к самым неблагоприятным последствиям.

– Какие ужасные вещи я слышу от вашего высокопревосходительства!

– Я надеюсь, вы понимаете, что я не собираюсь давать какие бы то ни было рекомендации господам судьям. Так как сам я не принимаю участия в голосовании, я имею право лишь высказать свое мнение.

– Увы, монсеньер, у меня были некоторые подозрения…

Вице-канцлер пристально взглянул на старуху.

–..господа Салюсы живут в Париже, конечно, они знакомы со всеми судьями, вот почему они всемогущи.

– Они всемогущи прежде всего потому, что правы.

– Как мне больно слышать эти слова из уст столь несгибаемого человека, как вы, ваше высокопревосходительство!

– Я говорю вам это потому, – с притворной доброжелательностью прибавил г-н де Монеу, – что хочу быть вам полезен, даю вам честное слово!

Графиня вздрогнула: ей померещилось нечто неясное не столько в словах, сколько в скрывавшихся за словами мыслях вице-канцлера. Стоило только устранить это нечто, и она могла бы надеяться на благоприятный исход.

– Кстати сказать, – продолжал г-н де Монеу, – ваше имя – одно из самых известных во Франции, оно для меня – лучшая рекомендация.

– Что не помешает мне проиграть процесс, монсеньер!

– Ничего не поделаешь! Я ничем не могу вам помочь.

– Ах, ваше высокопревосходительство, – качая головой, проговорила графиня, – неудачно складываются мои дела!

– Не хотите ли вы сказать, сударыня, – с улыбкой подхватил г-н де Монеу, – что во времена нашей молодости дела шли лучше?

– Увы, да, монсеньер, – так мне по крайней мере представляется: я с удовольствием вспоминаю время, когда вы еще были рядовым адвокатом в Парламенте и произносили блестящие речи, а я, будучи молоденькой девушкой, от души вам рукоплескала. Какой был задор! Какое красноречие! А как вы были добродетельны! Ах, господин канцлер, в те времена не было ни интриг, ни поблажек! Уж в былое время я выиграла бы тяжбу!

– Тогда всем заправляла госпожа де Фалари, по крайней мере в те минуты, когда регент закрывал на это глаза, а Мышка тем временем шарила по углам, вынюхивая, чем бы поживиться.

– Знаете, монсеньер, госпожа де Фалари была все-таки знатная дама, а Мышка была покорной дочерью.

– До такой степени, что им обеим ни в чем не было отказа.

– Вернее, они ни в чем не отказывали.

– Ах, графиня, не заставляйте меня говорить гадости о начальстве из любви к моей молодости! – отвечал канцлер со смехом, который все больше удивлял старую графиню искренностью и естественностью.

– Однако вы, ваше высокопревосходительство, не можете помешать мне оплакивать потерянное состояние, мой навеки разоренный дом.

– Вот что значит отстать от времени, графиня! Надо принести жертву кумирам сегодняшнего дня!

– Увы, монсеньер, кумиры не признают тех, кто приходит к ним с пустыми руками.

– Ведь вы же этого не знаете.

– Я?

– Ну да, вы же не пробовали, как мне кажется?

– О, монсеньер, вы так добры, что по-дружески со мной говорите! Поверьте, я это очень ценю!

– Мы с вами ровесники, графиня.

– Как жаль, что мне сейчас не двадцать лет, а вы не рядовой адвокат! Вы были бы моим защитником, и тогда никакие Салюсы не устояли бы!..

– К сожалению, нам уже давно не двадцать лет, дорогая графиня, – вздохнув из вежливости, заметил вице-канцлер, – и мы должны взывать к тем, кто еще находится в этом счастливом возрасте: признайтесь, что в двадцать лет можно оказывать некоторое влияние… Вы что же, никого не знаете при дворе?